Колесница призраков

Емец Дмитрий Александрович

– Привет! – сказал он, ничуть не удивившись. – Проходите в комнату. Только не смущайтесь – у меня натурщица.

Забыв про кувалду, Хихикин шмыгнул в комнату, и почти сразу оттуда донесся его разочарованный вздох. Натурщица оказалась очень застенчивой девушкой, еще до появления Хихикина накинувшей на себя одеяло. Увидев незнакомку, Хихикин выпятил грудь, надул щеки и напустил на себя вид утомленного женщинами красавца.

– Приятно с вами познакомиться. Кузьма, – представился он.

– Нина, – тихо пропищала девушка.

– У

вас очень интересная профессия. Наверное, с детства к ней стремились? – продолжал умничать Хихикин, прохаживаясь по комнате и задевая макушкой люстру.

– Я не профессиональная натурщица, меня попросили, – снова пропищала девушка.

– Вот как. Это похвально. А позвольте спросить, для какой картины вы сейчас позировали?

– «Купающаяся нимфа». Такой, брат, сюжет, такой сюжет! Одни краски чего стоят! – ответил за девушку Кисточчи.

– Ну-ка посмотрим на краски! – снова заинтересовавшись, Хихикин подскочил к мольберту. Но лицо его опять разочарованно вытянулось, и он спросил:

– А нимфа-то где? Здесь одно какое-то болото.

– А нимфа нырнула! Ха-ха! Правда, смешно? Человек подходит, чтобы взглянуть на купающуюся нимфу, а ее нету… она нырнула!

Кисточчи и девушка засмеялись.

– Дурацкая шутка. Идиотская. Над самым святым, – мрачно сказал Хихикин.

– Не нравится – не смейся, – обиделся художник. – Зачем ты вообще пришел, если тебе мои картины не нравятся?

– На дуромере тебя проверить. Хотя я и так уже вижу, что результат удручающий, – сказал Хихикин и с удовольствием огрел художника кувалдой по макушке.

Стрелка шевельнулась, однако меньше, чем у Хихикина.

– Эх ты, дурачок! А теперь смотри, как у меня! – хвастливо заявил Хихикин и два или три раза хлопнул себя кувалдой по лбу. – Видите, как стрелка прыгает? Это значит, я гений. Во всех отношениях незаурядная личность.

Взгляды девушки и художника выразили сомнение. Гордо попрощавшись и сунув Кисточчи для пожатия два пальца, Хихикин направился к двери.

– Ассистент, за мной! – крикнул он. Дон-Жуан вначале не понял, кого он имеет в виду, но потом сообразил, что его. «Ну и дела! Понизили больше некуда!» – уныло подумал он и, пожав плечами, поплелся за Хихикиным.

У дверей квартиры Кисточчи их ждал Паша Колбасин. Неизвестно, когда он успел переодеться, и теперь на нем была белая майка с надписью: «Я вас люблю!»

– К Маринке еще не ходили? – озабоченно спросил Паша.

– Нет еще, – сказал Дон-Жуан.

– Уф, а я боялся, что опоздал. К Маринке я вместо тебя пойду.

Паша помчался за Хихикиным.

Перед Маринкиными дверями оба – и остряк, и его юный спутник – замешкались, приводя себя в порядок. Хихикин разгладил ладонью свои вечно спутанные вихры, а Паша попытался изо всех сил выпрямиться, чтобы не казаться слишком маленьким рядом с этим великаном.

Хихикин глубоко вздохнул,

растянул рот в напряженной улыбке и позвонил, а Паша вдруг подумал, что на самом деле остряк-самоучка не так уж и уверен в себе. Более того, внимания женского пола ему явно недостает.

– Кто там? – донеслось из-за двери.

– Это я… кгхм… Кузьма… кгхм… – откашлялся Хихикин.

– Привет, Кузьма!.. Ого, просто боб и соломинка! – засмеялась Маринка, открывая дверь. Действительно, толстый невысокий Паша был похож на боб, а длинный тощий Хихикин на соломинку.

Впустив их, Маринка вернулась к зеркалу. Она собиралась куда-то и теперь накладывала макияж. Ее длинные завитые волосы падали на плечи светло-русым водопадом. Да и не только волосы, вся Маринка была так хороша, что у Паши перехватило дыхание. У Хихикина, видимо, тоже.

На трюмо рядом с зеркалом стоял огромный букет роз – штук, наверное, двадцать пять или двадцать семь. Паша вспомнил свои куцые гвоздики, и ему стало грустно. «Наверное, это тот идиот на «Паджеро», – подумал он.

– Ты… того… сегодня вечером что-нибудь делаешь? – наконец отважился произнести Хихикин.

Маринка улыбнулась.

– Делаю. У меня свидание, – сказала она.

– Да, э-э… Ну я просто так спросил, – огорчился Хихикин. – Хочешь анекдот?

– Хочу, если он не про червяков на дороге.

– Откуда ты знаешь, что я именно его хочу рассказать? – поразился Хихикин.

– Оставь всякую надежду, Хихикин. Тебе при всем желании меня не удивить, – Маринка взяла духи и коснулась стеклянной палочкой мочек ушей и волос.

– А вот и нет, удивлю! – с отчаянием в голосе сказал Хихикин. – Видишь эту штуку? Думаешь, это кувалда? На самом деле это дуромер.

– Думаешь, я в этом сомневалась? В двадцать шесть лет бегать с надувной кувалдой – это уже о многом говорит, – снисходительно сказала Улыбышева.

Маринка разговаривала с ним, а сама смотрела на свое отражение в зеркале, явно убежденная, что ничего более красивого в мире не существует. Изредка она придавала своему лицу какое-нибудь новое выражение и вглядывалась в зеркало еще пристальнее, словно прикидывая, идет ли оно ей, это выражение, или не идет.

– Все! Мое терпение истощилось! Прощайся с жизнью! – с театральной интонацией произнес Хихикин и огрел Маринку надувной кувалдой по макушке.

Стрелка прибора дрогнула и слегка сместилась, но не в правую, а в левую сторону. «Что бы это значило? – задумался Паша. – Может, она порабощена привидением? Хотя нет, не похоже. Тогда бы стрелка сместилась не влево, а вправо и ее зашкалило бы в красный сектор».

Маринка недовольно оглянулась на Хихикина и поправила прическу.

– Брысь отсюда! – сказала она. – Справки в детский сад выдают в другом месте!

Хихикин и Паша Колбасин понуро двинулись к двери, но Маринка, изогнувшись, поймала Пашу за локоть.