Колесо судьбы
Шрифт:
— Значит ли это, что вы, ребята, хотите меня вышвырнуть? — спросила Тана.
— Черт возьми, конечно, нет, балда ты этакая. Здесь всем хватит места.
К концу первого года обучения Гарри Аверил переселилась к ним. Она была просто очаровательна, принимала участие в домашних делах, была приветлива, душевна, старалась помочь, такая была милая, что иногда выводила Тану из себя, особенно во время экзаменов, но, в общем, жили все вместе замечательно. Летом Аверил вместе с Гарри побывала в Европе, познакомилась с Гаррисоном, а Тана работала в прежней юридической — конторе. Она обещала матери приехать к ним на Восток, но старалась найти какой-нибудь предлог, чтобы избежать этого. Новый сердечный приступ Артура, на сей раз не такой тяжелый, избавил ее от необходимости лгать. Джин отвезла его в Лейк-Джордж и собиралась навестить Тану осенью. Но теперь Тана знала, что это значит. Они с Артуром однажды в прошлом году посетили ее, и это был просто кошмар. Джин нашла отвратительным дом, где Тана
Этим летом ей нравилось одиночество. Хотя она и любила Аверил и Гарри, но учеба требовала такого напряжения, что было просто приятно побыть одной. К тому же с Гарри она постоянно спорила о политике. Он продолжал поддерживать вьетнамскую войну, а она, лишь только разговор касался этой темы, приходила в неистовство, и Аверил всеми силами старалась сохранить мир и спокойствие. Но Тана и Гарри слишком хорошо узнали друг друга за шесть лет, чтобы расшаркиваться и подбирать выражения; они частенько заставляли Аверил передергиваться, хотя Гарри в разговоре с ней не позволял себе ни одного грубого слова. Не говоря уж об Аверил, которая была гораздо нежнее Таны. В свои двадцать четыре года Тана, давно предоставленная сама себе, была властна и бесстрашна, непоколебима в своих убеждениях. Она ходила большими уверенными шагами и ни перед кем не отводила глаз. Она была любопытна, точно знала, что думает, и никому не боялась высказать свои мысли. Иногда у нее бывали неприятности из-за этого, но она не слишком волновалась. Напротив, ей нравились подобные обсуждения. И, записываясь на следующий курс — последний год, слава богу, с усмешкой подумала Тана про себя, — она оказалась вовлеченной в длинную беседу в кафетерии. Восемь или девять человек горячо рассуждали о Вьетнаме, как обычно, и она с присущей ей решительностью ввязалась в разговор. Этот предмет занимал ее сильнее всего — из-за Гарри, конечно. Неважно, как он себя чувствует, у нее есть собственное мнение, да и Гарри сейчас нет рядом.
Он где-то болтался с Аверил, наверное, обмениваясь страстными поцелуями перед занятиями, как Тана часто его дразнила. Эта парочка, казалось, почти все время проводила в постели, испытывая «изобретательность» Гарри, с чем, очевидно, он легко справлялся.
Вот и в этот день Тана увлеклась идеологическим спором о Вьетнаме и совсем не думала о Гарри. Ее изрядно удивило, что у сидящего рядом человека куда более радикальные взгляды. Она внимательно оглядела его: густая черная грива, почти агрессивно спадающая тугими кольцами, яркая рубашка, джинсы, сандалии, будто наэлектризованные синие глаза и улыбка, которая проникла в самую глубь ее души. Когда он встал, все мышцы его, казалось, пришли в движение под кожей, все в нем дышало странной животной чувственностью. У Таны возникло почти непреодолимое желание дотронуться до его руки, которая была так близко.
— Вы где-то рядом живете? — Она покачала головой. — Мне кажется, я вас здесь раньше не видел.
— Обычно я болтаюсь в библиотеке. Третий год на юридическом.
— Ничего себе! — Он был явно поражен. — Непростое дело.
— А вы?
— Пишу диплом по политологии, что же еще?
Оба рассмеялись. Что ж, он правильно выбрал. Они зашли в библиотеку, где Тана с сожалением его и оставила. Ей понравились его рассуждения, и к тому же он был ошеломительно красив, хотя она сразу поняла, что Гарри его не одобрит. У него теперь были какие-то плоские, примитивные мысли, особенно после того, как он познакомился с Аверил. Тана знала это, но не слишком огорчалась. Пусть у Гарри хоть мох на голове вырастет и ветвистые рога, все равно она будет любить его. Сейчас он был ей как брат, а Аверил — часть его, так что Тана принимала их как они есть, в политические дискуссии с ними старалась не вступать, так было легче.
А несколько дней спустя она заинтересованно наблюдала своего нового знакомого, выступающего в студенческом городке. Это было страстное, яркое столкновение мнений, которое произвело большое впечатление на Тану, о чем она ему и сказала, когда они увиделись. Его звали Йел Мак Би. Смешное имя, но он вовсе не был смешон. Блестящий и энергичный, он умел яростными словами своими достать тех, кого хотел поразить. Тана восхищалась его умением разговаривать с толпой, и еще несколько раз в эту осень она ходила слушать его, пока он наконец не пригласил ее на ужин. Каждый платил за себя, а потом они отправились к нему домой поговорить. У Йела жили по меньшей мере десяток человек, некоторые расположились прямо на полу на матрасах, и во всей квартире не было и намека на уют и чистоту домика, где жили Тана и Гарри с Аверил. По правде говоря, она постеснялась бы пригласить Йела к себе. Там было так буржуазно, так мило, почти слишком по-иностранному для него. А к нему
— Невероятно. — Тана благоговела перед ним, была зачарована его замечательными, почти как у Распутина, глазами, его отвагой, с которой он всегда и во всем шел против течения. Было в этом мужчине нечто выдающееся, и ее не удивило, что он, как дитя, увлечен коммунизмом. Все в нем было загадочным и необычным, и когда в Сочельник он нежно привлек ее к себе и они занялись любовью, это тоже показалось загадочным. Только однажды ей пришлось сделать усилие, чтобы изгнать Гаррисона Уинслоу из головы. И, как ни странно, он сам подготовил ее к этому, хотя Йел Мак Би ничем его не напоминал. Йелу удалось разбудить ее тело, Тане и в голову не приходило, что она способна на такое; он добрался до самых глубин, затронул то, чего она хотела и от чего так долго отказывалась. Он проник в ее душу и вытащил наружу страсть и желание, о которых она даже не подозревала, он дал ей то, что, казалось, ни один мужчина дать не в состоянии; она стала зависеть от того, что он давал ей. К тому времени, как вернулись Гарри и Аверил, Тана стала почти его рабой и больше жила у него, чем у себя дома. Она спала с Йелом на матрасе, свернувшись от холода, до тех пор, пока он не прикасался к ней, и тогда жизнь сразу становилась экзотической и жаркой, сверкающей всеми цветами радуги. Она уже не могла жить без него, и как-то после ужина, когда они сидели с остальными в гостиной, разговаривая о политике и покуривая травку, Тана вдруг почувствовала себя женщиной, женщиной в полном расцвете, дерзко следующей по стопам своего мужчины.
— Черт возьми, Тэн, где тебя все время носит? Мы тебя совсем не видим, — как-то спросил Гарри.
— В библиотеке. Мне очень много надо перечитать перед экзаменами.
Ей осталось учиться пять месяцев. А потом предстояли экзамены на получение права адвокатской практики, и это приводило ее в панику, но на самом деле она почти все время проводила с Йелом, но ни Гарри, ни Аверил Тана о нем ничего не сказала, не знала, что говорить. Они жили в таких разных мирах, что невозможно было представить их в одном месте, в одном доме, в одном колледже.
— У тебя что, роман, Тэн? Что происходит? — Он был полон подозрений: мало того, что она все время пропадает где-то, так еще этот странный вид, какой-то оцепенелый, остекленевший, будто она вступила в некую секту или постоянно курит марихуану, что тоже приходило ему в голову. Но только на Пасху Гарри увидел ее вместе с Йелом и пришел в ужас. Он дождался ее после занятий и набросился на нее, как раздраженный родитель:
— Какого черта ты связалась с этим недоумком? Ты хоть знаешь, кто это?
— Конечно… Я знакома с ним целый год… — Тана знала, что он не поймет ее, и так ему и сказала.
— Знаешь ли ты, что у него за репутация? Он яростный радикал, коммунист, нарушитель спокойствия в самом худшем смысле. Я видел, как его арестовали в прошлом году, и кто-то мне сказал, что он до этого год провел в тюрьме… Тэн, очнись, ради бога!
— Ты, придурок безмозглый! — Они орали друг на друга за дверьми главной библиотеки, и проходящие мимо время от времени оборачивались на них, но это их ничуть не волновало. — Он сидел в тюрьме за отказ от призыва, что для тебя, конечно, хуже убийства первой степени, но я вовсе так не думаю.
— Я это прекрасно знаю. Но ты лучше хорошенько подумай своей проклятой задницей, иначе тебе не надо будет беспокоиться о том, чтобы сдавать экзамены в июне. Тебя арестуют и вышвырнут из колледжа так быстро, что ты и глазом не успеешь моргнуть.
— Ты совершенно ничего не понимаешь!
Но на следующей неделе, после пасхальных каникул, Йел организовал большую демонстрацию у здания администрации, и десятка два студентов были арестованы.
— Ну, что я тебе говорил?
Гарри моментально ухватился за возможность убедить ее в своей правоте, а Тана опять в ярости вылетела из дома. Гарри ничего не понимал. Главным образом, что этот Йел значит для нее. К счастью, самому Йелу удалось избежать ареста, и Тана провела с ним всю неделю. Все в нем возбуждало ее, все ее чувства обострялись, стоило ему войти в комнату, и в эти дни у него происходили очень интересные события. К концу учебного года его друзья все больше проводили всяческие демонстрации, но Тана так боялась предстоящих экзаменов, что все чаще оставалась дома, чтобы немного позаниматься. И тогда Гарри старался урезонить ее, на этот раз более мягко; он приходил в ужас при мысли, что с нею что-нибудь случится, считал, что должен сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это, пока не поздно.