Колесо тьмы
Шрифт:
— Хорошо, подойдет. Но не переусердствуйте, не проявляйте излишнего рвения — тут вам вонзят нож в спину за работу с лучшими чаевыми.
— Поняла.
Мария свернула еще в один коридор и остановилась перед какой-то дверью.
— Вот моя комната. Готовы?
Констанс кивнула. Набрав в грудь побольше воздуха, Мария открыла дверь.
Комната оказалась маленькой, как тюремная камера, — быть может, футов четырнадцать на десять. Шесть узких запирающихся шкафчиков вмонтированы в дальнюю стену. Здесь не нашлось ни столов, ни стульев, ни ванной комнаты. Стены слева и справа занимали спартанские
— Вы живете здесь вшестером? — спросила девушка недоверчиво.
Мария кивнула.
— Я и представить не могла, что условия такие стесненные.
— Это еще ничего. Вы бы видели палубу E, где спит персонал НОП.
— НОП?
— Не общающийся с пассажирами. Прислуга, которая стирает, моет машинные отделения, готовит пищу. — Мария покачала головой. — Как тюрьма. Они по три-четыре месяца не видят дневного света, не дышат свежим воздухом. Работают по шесть дней в неделю, по десять часов. Плата от двадцати до сорока долларов за сутки.
— Но это меньше минимальной оплаты!
— Минимальной оплаты в какой стране? Мы же нигде — посреди океана. Здесь нет законов о минимальной оплате труда. Судно зарегистрировано в Либерии. — Марии огляделась. — Мои товарки уже в столовой. Пойдемте туда.
Она повела спутницу кружным путем, через узкие, пропахшие потом коридоры. Констанс старалась не отставать. Пищеблок размещался в средней части судна — большое помещение с низким потолком. Служанки, все в форменной одежде, склонив головы над тарелками, сидели за длинными столами вроде тех, что в закусочных самообслуживания. Когда новоприбывшие заняли места в очереди к буфетной стойке, Констанс осмотрелась вокруг, пораженная серостью помещения. До чего же оно отличалось от пышных ресторанных залов и импозантных гостиных, где роскошествовали пассажиры!
— Здесь так тихо, — проговорила она. — Почему люди не разговаривают?
— Все устали. И еще все подавлены из-за Хуаниты. Горничной, которая свихнулась.
— Свихнулась? Как это?
Мария покачала головой:
— Такое нередко бывает — правда, обычно к концу путешествия. Хуанита сошла с ума… вырвала себе глаза.
— Господи помилуй! Вы ее знали?
— Немного.
— У нее были какие-то проблемы?
— У всех нас тут проблемы, — совершенно серьезно ответила Мария. — А иначе мы не пошли бы на такую работу.
Обе выбрали блюда из неаппетитного набора: жирные куски вареной солонины, раскисшая капуста, размякший рис, липкая картофельная запеканка с мясом, бледные квадратики желтого кекса на противне, — и Мария повела сообщницу к ближнему столу, где апатично ковырялись в своих тарелках две ее соседки по комнате. Мария представила их Констанс: молодая темноволосая гречанка по имени Ника и Лурдес, филиппинка средних лет.
— Я не видела тебя раньше, — нахмурившись, произнесла с сильным акцентом Ника.
— Я приставлена к каютам на восьмой палубе, — ответила Констанс, коверкая слова на немецкий лад.
Гречанка
— Смотри, осторожнее, это не твоя столовка. Гляди, чтобы она тебя не увидела. — Ника кивнула в сторону коренастой тетки командного вида с кудрявыми высветленными волосами, которая стояла в дальнем углу, хмуро обозревая помещение.
Женщины вели отвлеченный разговор о том о сем на странной смеси языков с добавлением английских слов — некий усредненный язык, общепринятый на нижних палубах. Большей частью разговор вертелся вокруг горничной, которая обезумела и искалечила себя.
— А где она сейчас? — спросила Констанс. — Ее эвакуировали на вертолете?
— Слишком далеко от суши для вертолета, — покачала головой Ника. — Ее заперли в лазарете. А теперь мне досталось убирать половину ее номеров. — Она поморщилась. — Я знала, что Хуанита ищет неприятностей на свою голову, всегда болтала о том, что видела в пассажирских каютах, совала свой нос куда не надо. Хорошая горничная ничего не видит, ничего не помнит, делает свое дело и держит рот на замке.
Констанс мысленно поинтересовалась, всегда ли сама Ника следует своему же совету.
Гречанка тем временем продолжала:
— А как она болтала вчера за обедом! Все о той каюте с кожаными ремнями на кровати и вибратором в тумбочке. Чего ее понесло шарить по тумбочкам? Любопытство сгубило кошку. А теперь мне убирать половину ее кают. Проклятый корабль!
Ника поджала губы в знак неодобрения и, как бы подкрепляя свои слова, выпрямилась и скрестила руки на груди.
Последовали согласные кивки и бормотание.
Ника, воодушевленная, продолжала:
— И еще пассажирка исчезла. Слыхали об этом? Наверное, бросилась в море. Говорю вам, этот корабль проклят!
Констанс быстро вмешалась, чтобы прервать поток слов:
— Мария сказала, вы работаете в больших люксах. Вам повезло — у меня только обычные номера.
— Повезло? — Ника воззрилась на Констанс, точно не веря своим ушам. — В два раза больше работы!
— Но и чаевые больше, верно?
Гречанка скривилась:
— Богачи дают самые маленькие чаевые. И всегда ворчат: то не так, другое не эдак. Тот [27] из триплекса заставляет меня приходить по три раза на дню, чтобы перестелить ему кровать.
27
Грязный, поганый (греч.).
Удача! Один из людей в списке Пендергаста — Скотт Блэкберн, миллиардер, владелец каких-то интернет-компаний — как раз занимал одну из двух кают-триплексов.
— Ты имеешь в виду мистера Блэкберна?
Ника покачала головой:
— Нет. Блэкберн еще хуже! У него своя горничная, она сама меняет белье. Ко мне относится как к грязи, будто я ее служанка. Теперь из-за Хуаниты придется убирать еще и этот триплекс.
— Он привез с собой горничную? — спросила Констанс. — Зачем?
— Он все с собой привез. Свою кровать, свои ковры, свои статуи, свои картины, даже свой рояль. — Ника с отвращением потрясла головой: — Бэ! Ну и гадкие же они: уродливые и .