Колибри
Шрифт:
– Вчера лило весь день. Вечером поднялся ветер.
– Что за идиот отправится в такую погоду на пробежку? – спросил он и закурил.
– Уж точно не ты, – сказала Анна, но тихо, чтобы Эско не услышал.
4
Они ехали обратно друг за другом – Эско впереди. За окном проносился пейзаж позднего лета с переливами начинающейся северной осени. Когда судмедэксперты и криминалисты прибыли на место, дождевая туча вдруг решила показать, что за ней прячется голубое небо, треснула, расползлась на ленты и унеслась прочь на радость криминалистам, приступившим
Выглянуло солнце, природа начала сушить свои листочки: в них не было и намека на желтизну, но ощущение приближающейся смерти уже возникло. Еще несколько недель, и лето окончательно отступит. О бабьем лете Анна уже давно перестала мечтать – ждать его в этих широтах оказалось совершенно бессмысленно. Совсем скоро леса и проплешины коттеджных районов погрузятся в объятия темноты, город будет пытаться побороть ее при помощи люминофора и неона – все застынет в ожидании спасительного снега, несущего свет. Правда, нынче снег выпадает поздно, и грань между осенью и зимой все сложнее различить в серой кашице.
«Не думай об этом, – мысленно отругала себя Анна, выравнивая машину, слишком сместившуюся к правому краю обочины. Едущий по встречной полосе грузовик прогудел ей в ответ. – Светит солнце. Еще лето. Сосредоточься на дороге и не печалься о будущем».
Патологоанатом зафиксировала вероятное время наступления смерти – около десяти часов вечера накануне – и тоже подивилась позднему выходу на пробежку, да еще и в такую мерзкую погоду. Анна никак не прокомментировала, потому что для нее в этом часе не было ничего удивительного. Она сама бегала по вечерам. И плохая погода – не повод, чтобы не выйти на пробежку. Криминалисты обещали предоставить отчет в кратчайшие сроки, судмедэксперт назначил вскрытие на завтрашний день и пригласил туда Эско и Анну. Такая процедура была в диковинку, и Анну заранее трясло – выглядеть непрофессионально не хотелось, но одна мысль о морге вызывала у нее тошноту. Точнее, не о морге, а о том, что эту девушку с беговой дорожки завтра разрежут на куски, как тушу на бойне, словно ее позору нет конца, что чиновники и общество продолжат терзать ее, начав с той точки, на которой остановился убийца.
Они припарковались во дворе полицейского управления, хлопнули дверьми, вошли внутрь и поднялись на четвертый этаж – Анна по лестнице, Эско на лифте, – затем молча заперлись у себя в кабинетах, словно напарника не существовало, словно недавней трагедии не случилось.
Анна подумала: «Как это смешно. Нам нужно все обсудить. Проанализировать ситуацию. Спланировать дальнейшие действия. Послать кого-нибудь обойти дома в округе. Найти Юхани Раутио. Выяснить что-то по звонкам и ее последним действиям перед выходом на пробежку. Где и с кем она была вчера? Кто она вообще такая? Что Ауне Тойвола сообщила патрульным и Эско? А что там по курдской девочке? Кто работает и как распределены задачи? Нам с Эско нужно как минимум познакомиться поближе. Пообедать вместе. Так работать нельзя. А вдруг у меня не получится?»
Она пошла в столовую для сотрудников и съела удручающего вида обед: салат из тертой красной капусты и апельсином и переваренные спагетти с жидкой подливой из фарша – печальные яства середины зимы, но никак не сезона сбора урожая. Горькое слабоалкогольное пиво и подсохшие булочки. Анна
Когда Анна относила на стойку для грязной посуды поднос, в столовую вошла оживленно беседующая компания: Эско, Сари, Рауно и старший комиссар Вирккунен. Кровь прилила к ее лицу.
– Как же так, Анна, ты, оказывается, уже здесь и поесть успела? – с досадой воскликнула Сари.
– Нам нужно обсудить случившееся, – сказала Анна, обращаясь к Эско.
– Да только что обсуждали, чего же не пришла? Все идет своим чередом, все под контролем. Займись лучше своими обязанностями, – ответил Эско, кладя на поднос приборы.
– Интересно, откуда мне знать, каковы мои обязанности, если мне никто об этом не сообщил? – ответила Анна, пытаясь сдерживаться.
– Анна, мы ждали тебя на летучку, – сказал Вирккунен.
– Я не обладаю телепатическими способностями и, если не ошибаюсь, ничего подобного себе в резюме не приписывала.
Вирккунен удивленно посмотрел на Эско.
– Эско сказал, что довел до тебя информацию о том, что мы собираемся в моем кабинете сразу по прибытии в управление.
– Ничего он до меня не доводил.
– А я говорю, что довел на обратном пути из Салойнена, – сказал Эско.
– Мы не обменялись ни словом. Кстати, у меня есть мобильник, почему никто не позвонил?
Повисла тяжелая тишина. Вирккунен чувствовал себя не в своей тарелке. Рауно и Сари вежливо отошли в сторону. Эско изучал названия блюд, написанные мелом на грифельной доске, с самодовольно-равнодушным выражением на одутловатом лице. «Выглядит как алкаш», – подумала Анна.
– Полагаю, произошло недоразумение, – сказал Вирккунен. – Мне очень жалко, что все так началось.
– Мне тоже, – ответила Анна.
Ей так и хотелось расплакаться.
– Я возьму спагетти. Единственное, что здесь с мясом, – сказал Эско.
После обеда столбик термометра уверенно перевалил за отметку в двадцать градусов. От тротуаров, улиц и крыш поднимались испарения – погода сделала полный разворот и со свистом рванула в сторону лета. В последние годы такие неожиданные сдвиги делались все привычнее.
Анна открыла окно. С потоком воздуха в комнату хлынула бензиновая гарь. Она закрыла глаза, подставила лицо солнцу и прислушалась к доносящемуся снизу автомобильному шуму.
Контора находилась в самом оживленном районе центра, неподалеку от автобусного и железнодорожного вокзалов, в окружении ресторанов, магазинов, офисов и жилых зданий. Это было уродливое и высокое здание конца шестидесятых годов.
Анна попыталась услышать в какофонии что-нибудь знакомое, что могло бы пробудить забытое, напомнить о чем-то из детства, из юности, из прошлой жизни в этом городе, но звуки были такие, как в любом другом городе, и прошлого они не всколыхнули.
Открыв глаза, Анна подумала, что ее первый рабочий день еще не кончился, а на нее повесили дело, связанное с насилием на почве чести, убийство, совершенное с особой жестокостью, и говнюка-напарника. Нехорошо все это, но, как говорится, кто сказал, что будет легко? Она подумала об Акосе. Надо бы встретиться. Анна прижалась к окну, жмурясь от яркого солнца. Бесит все это. И очень хочется пойти покурить.