Количество ступенек не имеет значения
Шрифт:
Девушка, чуть помедлив, надела кофточку.
– Катя, вот хотел спросить: а как тебе эта музыка?
– Хорошая.
– А импрессионисты тебе нравятся?
– Нравятся.
– А…
– Не надо. Извини, ладно? Я… я, пожалуй, пойду.
Так что вот такой я. Толстый, лысый, в очках. Ничего не понимающий. Влюбился недавно в женщину с карими
– Почему тебе не сделать докторскую? Ты же умный, сможешь. Ну пойди, сделай докторскую…
– Не хочу.
– Почему?
– У меня есть дело.
– Какое?
– Я пишу.
Она непонимающе пожимала плечами:
– Что ж, пиши…
Вот прекрасно понимал, что не моё. А – тянуло. Ничего не мог поделать. Чуть не в домашнего пса превратился при ней.
А она уже настолько привыкла, что в один день, окончательно обнаглев, спросила:
– Вот скажи, Алексей, когда мужик не кончает в тебя, можно заразиться СПИДом?
– Любимая, – ответил, – это же как поцелуй…
Потом наступил период, долгий период, когда мы не виделись, и одна знакомая, с которой у меня отношения были намного яснее, передала:
– Видела Наташу…
– Ну и что?
– Она вышла замуж.
– Ну и что?
– Ждёт ребёнка.
– Ну и что?
– Неужели тебя ничего не волнует?
Я встретил Наташу на концерте Окуджавы, где бард, задыхаясь и забывая слова, пытался петь:
Мне нужно на кого-нибудь молиться,Подумайте, простому муравью…– Ой, привет! – обрадовалась она. – Как твои дела?
– Хорошо.
– Работаешь? Где? Платят неплохо?
– Неплохо.
– А я оттуда давно ушла, как гранд закончился, так и вылетела.
– Знаешь, Наташа, все хочу спросить…
– Конечно, спрашивай…
– Любимая моя, ну как, кончают в тебя наконец?
…Мне
Нет, всё-таки нет определённо у меня сегодня настроения. И куда оно девалось, ну никак не пойму. На луну, что ли, сбежало? И что теперь прикажете делать? Вот что интересно: утром-то встал нормально, да и дальше – ведь ничегошеньки не случилось! Ну ровным счетом! Так, обычный серый день: на работу, с работы. Обед, ужин, лапша на ужин.
Ладно, черт с ней, с лапшой, вот читал где-то недавно, что определенные части головы отвечают за смех, а если затронуть другие – будешь плакать. Ой, как простенько получается… Вполне возможно соорудить переключатель. Как сразу бы полегчало! Повернуть ключик – и нет проблем. Пустота такая… И в пустоте, как в музыкальной шкатулке, играет музыка.
А пока, пока я не могу забыть: он сидит около вокзала, выставив автоматом в сторону потных, горячих, жующих и разговаривающих людей слабо-розовый обрубок руки и с устроенной на коленях какой-то длинной механической штукой, и холодные резиновые играющие звуки сами собой производятся из неё. Ударяются о дрожащую от пыли и жары преграду воздуха и бессильно падают. И ну, скажите, за что мне такая напасть? Все идут, а я остановился и смотрю. И ведь не для того, чтобы подать. Смилостивиться на один-два шекеля. Нет, меня поражает в нём. Нет, конечно, не обрубок. Нет. Меня поражает отсутствие надежды, водянистое спокойствие прозрачных голубых глаз.
– Чтоб вы сдохли, спешащие и жующие, все вы, чтоб вы сдохли, – говорит его тихое ласковое безумие. – А я, я всё так же буду сидеть здесь, вросший в рассыхающийся асфальт, сквозь который будет ожесточённо пробиваться молодая, редкая, зелёная трава, мгновенно убиваемая яростным солнцем, и на ближайшей остановке автобус вдруг просядет на лопнувших шинах, и не откроются утром магазины, и какая-то вывеска сорвётся в тишине, загремит жестью…
Конец ознакомительного фрагмента.