Колька и Наташа

Конторович Леонид Исаакович

— Так ему, сычу!

Кольку словно ударило:

— Что ты болтаешь!

Наташа схватила Каланчу за локоть.

— Ведь Коля с ним работает…

Каланча вырвал руку.

— Причем тут он?

— Причем, причем!.. — с горечью заговорил Колька. — А притом, что я с ним работаю… Эх… — он с отчаянием оглянулся. — Кто бы это мог сделать? Неужели Глеб Дмитриевич? Зачем же так — разве справедливо?

В цехе приступили к работе, все разошлись, и вскоре он один остался у пресса. «А если

сорвать?» Стиснув зубы, Колька подбежал к рогоже. Высоко. Не дотянуться. Схватил пустые ящики, лихорадочно нагромоздил один на другой. Наконец, с трудом дотянулся до древка.

— Коля, что ты делаешь? Не смей!

Колька оглянулся и полетел на пол. Сразу же вскочил на ноги. Позади с сурово сдвинутыми бровями стоял Костюченко.

У мальчика вздрагивали губы.

— Но я не виноват! Понимаете, совсем не виноват! Зачем же так? — губы у Кольки вздрагивали, глаза набухли от слез.

— Что ты, Коля, кто тебя винит? — обхватил его за плечи матрос. — Тебя не винят. Все знают — ты работал хорошо. Успокойся!

— Успокойся!.. А кого винят? Кого? — раздался вдруг голос подошедшего Красникова. Его одутловатое лицо исказилось, стало серым. — Меня выходит? Эх вы!.. Когда работал, как вол, был хорошим. Чуток подвернулся… Ну, загулял — ополчились, растоптать решили…

К станку собирались рабочие.

— Работяги, — вдруг неестественно взвизгнул Красников, — это кто разрешил издеваться над рабочим человеком? Кто?

— Слушай, — вышел вперед Зайченко, — слушай, Красников. Не мути воду. Брось разговоры об издевательстве. Не клюнет… Не спекулируй рабочим именем. И если хочешь знать — слушай. Вот ты?! Какой ты рабочий? Ты над заводом издеваешься…

Рабочие одобрительно загудели.

— Я? Меня? — задохнулся Красников и с треском рванул на себе косоворотку.

— Эх, ты, артист! — насмешливо продолжал Зайченко. — Рубаху не рви. Сгодится… Может, ты и был когда-то рабочим, а сейчас весь вышел. Честь свою пропиваешь? Дело твое. А нашинскую молодую Республику — не позволим. И думаю так я, товарищ секретарь, — повернулся он к Костюченко, — на тачке его из цеха.

Рабочие поддержали:

— Выгнать поганую овцу!

— На тачке!

Прессовщик Груша торопливо говорил:

— Братцы, верил я в него, как в бога, а он, как поп — с лица свят, а нутром гад.

Красников тупо озирался. Взгляды рабочих не предвещали ничего хорошего.

— Товарищи, — остановил всех матрос, — товарищи! Рогожу мы повесили по постановлению партийной ячейки.

— И правильно!

— Верно!

— Погодите. Я о другом. Николая Логинова невольно обидели.

Теперь все посмотрели на Кольку.

— Ничего, поймет. Не по нему били, — сказал Зайченко.

— Ясное дело, — раздались возгласы, — поймет парень!

— Секретарь, —

неожиданно обратился Красников к Костюченко и низко опустил голову. — Матрос! — продолжал он в наступившей тишине. — Промашку допустил я. Виноват. Прости. — Он с трудом выдавливал из себя каждое слово.

— Проси у всех, — жестко ответил Глеб Дмитриевич.

…Красникова простили, но предупредили: еще одно замечание — и за ворота.

Через некоторое время они начали работать. Колька избегал смотреть на Красникова.

Тот молчал. Только один раз, когда Колька слишком часто стал подавать заготовки, буркнул:

— Не жми. Вишь, пресс расстроился. Браку напорем.

«Не бегал бы по кабакам, — не порол бы браку», — подумал Колька и начал бросать стержни реже.

Глава 31. Как мастер «обмывал» Кольку

Колька и Наташа с трудом выбрались из весело шумящей очереди и неподалеку от кассы пересчитали деньги: первая получка в заклепочном цехе!

— Коля, как много! — восторженно закружилась на одной ноге Наташа.

И хотя денег было совсем не так уж много, Колька сам готов был пуститься в пляс. Но рабочему-нагревальщику не положено.

— Маме ситец на платье — раз, — загибала Наташа палец, — тебе косоворотку — два.

Колька протестующе поднял руку:

— У тебя башмаки прохудились.

— Помолчи! Прохудились! Какой ты рабочий без косоворотки? Остальные на продукты.

Колька посмотрел на Наташины разбитые парусиновые туфли.

— Ты получишь ботинки! Давай деньги!

— Если на меня тратить — не дам! — Наташа спрятала за спину кулак с деньгами.

Колька махнул рукой.

…На улице было солнечно. После короткого дождя трава посвежела, стала ярко-зеленой. Дышалось легко. Ветер разогнал тучи, и голубое небо с редкими облаками отражалось в лужах.

— Здрасте, — неожиданно раздался рядом нетвердый голос мастера Грачева, — а вот и мы.

Грачев был навеселе. В шелковой кремовой косоворотке, опоясанной красным шелковым шнуром с кистями, в блестящих лакированных сапогах мастер выглядел празднично — будто на ярмарку собрался.

— Пошли, — положив свою толстую руку на плечо мальчика, пригласил он, — за тобой должок!

— Куда! Какой должок? — пытался вывернуться Колька.

— Как куда? Хитер! Обмывать!

— Кого обмывать? — еще больше удивился Колька.

— Ишь ты, — подмигнул Грачев и, показывая большие желтые зубы, рассмеялся, — тебя, дорогуша. Эх, зеленый ты. Порядок такой спокон веков. Я тебе помог? Помог! То-то же, выходит, должок. Пошли к дяде Ване.

— Никуда он не пойдет, — бросилась на защиту друга Наташа. — Нам в лавку, обновы покупать. Идем, Коля!