Коллаборанты

Дергунов Сергей

История с докладом прошла на съезде именно так, как и предполагал председатель КГБ. Когда в последний день съезда на закрытом заседании Хрущев зачитал «творение» Серова, делегаты испытали шок. Рушилась их картина мира. Многие отказывались верить в услышанное. Кто-то с мест потребовал доказательств. Но делегатам объявили, что доклад секретный, обсуждению не подлежит и его нужно просто принять к сведению.

Наступил переломный момент. Если бы все несогласные с Хрущевым в оценке личности Сталина выступили совместно, то от Никиты только пух и

перья полетели бы. Но они разъехались по своим партийным организациям. Весь протест ушел внутрь себя. Однако совсем без народных волнений не обошлось.

В начале марта Серову позвонил начальник управления КГБ Грузии.

– Товарищ генерал армии! У нас тут на площади Руставели толпа собралась, митингуют.

– И зачем ты мне звонишь? Разгони и после этого доложи!

– Как я их разгоню? Их тысяч десять собралось!

– И что они хотят?

– Требуют восстановить честное имя Сталина.

– Ну так собери своих людей со всей республики, милицию подключи. Что я тебя учить должен?! Разгони их к чертовой матери!

– Так милиция с ними в толпе кричит: долой Хрущева.

– Так, тогда сделай вот что: займи со своими людьми радиостанцию, телеграф, отключи междугородний телефон. Не дай им связаться с другими городами. Понял?!

– Хорошо понял, товарищ генерал-полковник! Сделаем!

– Все, жди указаний.

Серов снял трубку прямого телефона с Хрущевым.

– Чего тебе? – услышал он через какое-то время.

– В Тбилиси беспорядки…

– Да, знаю я. Позвонили уж. Хотел тебе звонить, а ты сам…. Что думаешь делать?

– А что делать? Мои люди своими силами не справятся. Какое-то время они ключевые точки удержат, но без армии им каюк.

– Вам бы все армию…. А может, покричат и разойдутся?

– Не думаю, Никита Сергеевич.

– Ладно. Поговорю с Жуковым, – закончил разговор Хрущев.

Через пять дней силами мотострелковой дивизии бунт в Тбилиси был подавлен. Серов ждал повторения Тбилисских событий и в других местах, но вскоре стало понятно, что других выступлений не будет. Народ проглотил ложь и не поморщился. Ну, может, и поморщился, но совсем чуть-чуть.

В конце марта Серова вызвал Хрущев.

– Вот видишь, Ваня, – заговорил он, – всего месяц прошел, а уже все утихло. А ты говорил…

– Ничего не утихло, Никита Сергеевич. Недовольных еще много. Если они найдут способ объединиться, нам несдобровать.

– Ты думаешь, я дурак? Мы всех недовольных исключаем из партии потихоньку. А будут и дальше выступать, сядут за контрреволюционную пропаганду.

– Умно! Ничего не скажешь, – польстил ему Серов.

– То-то же! Но я тебя не за этим позвал. Ты помнишь, я тебе про приглашение англичан рассказывал?

– Помню, конечно.

– Решил я вместе с Булганиным ехать.

– Разумно, Никита Сергеевич.

– Ты тоже поедешь, вернее поплывешь. Хи-хи, на корабле поплывем.

– Пойдем.

– Куда пойдем? – не понял Хрущев.

– На корабле ходят, а не плавают.

– Ходят на ногах! Грамотный

нашелся! Где у корабля ноги?! Ишь ты, первого секретаря поправлять вздумал!

– Да я пошутил, Никита Сергеевич.

– Шутник…, лучше бы спросил, почему на корабле?

– Да, а почему на корабле?

– В Женеве англичане говорили со мной свысока. В Лондоне я им покажу, кто в доме хозяин. Пусть утрутся.

– Не знаю…, удивить англичан кораблями? – покачал головой Серов

– Кто сказал, что кораблями? – хитро усмехнулся Хрущев, – корабли – это так, для затравки. Я Курчатова с собой возьму. Он говорит, что создал самую мощную бомбу в мире.

– Как я понял, вы хотите напугать англичан? Но зачем?

– Поучу их, как разговаривать с советскими руководителями. Ты мне лучше скажи: Курчатов не сбежит?

– Я этого не допущу.

– Ну, и ладненько. Недельки через три поплывем. Я еще хотел спросить: если мы с тобой уедем, а Молотов с Кагановичем попытаются взбрыкнуть, то Жуков на чьей стороне будет?

– Не знаю, Никита Сергеевич. Поговорите с ним.

– А ты не мог бы с ним поговорить?

– Лучше вы. Я для него не авторитет.

– Ладно, иди.

После разговора с Хрущевым все мысли Серова были заняты предстоящей поездкой. Эх, не вовремя Никита ее затеял. В Президиуме ЦК неспокойно. Молотов, Каганович и Маленков выступают против антисталинского курса партии. Если первого секретаря долго не будет в Москве, они могут перетянуть на свою сторону колеблющихся. А таких тоже не мало. Может так случиться, что, вернувшись, Хрущев узнает, что он уже не первый секретарь. После этого и ему, Серову, конец. Его все считают сторожевым псом Хрущева. Если Никиту снимут, Серову припомнят все. Нет, он этого не допустит! Он примет свои меры, чтобы этого не случилось.

***

Бельгийский посол в Москве долго ждал возможности неформально пообщаться с советским министром иностранных дел Вячеславом Молотовым. В последнее время у него не выходил из головы вопрос, что делать с информацией о бриллиантовой диадеме королевы. Направить официальный запрос в МИД СССР он не мог, не имея на руках ни одного доказательства, ни одного свидетеля. Сотрудница британского посольства, обещавшая представить фотографию диадемы, куда-то исчезла. Оставалось одно: ждать какого-нибудь светского мероприятия, куда пригласят иностранных послов.

Наконец, такое приглашение было получено на 27 марта. МИД устраивал прием по поводу очередной годовщины начала освобождения Европы от фашизма. Во время фуршета посол подошел к Молотову и заговорил:

– Давно искал повода поговорить с вами, господин министр.

– Да? И о чем, – насторожился Вячеслав Михайлович.

– Понимаете, к нам в посольство пришла информация об очень ценной для нашей страны реликвии, которая была утрачена во время германской оккупации. Неожиданно оказалось, что эта реликвия сейчас здесь, в Москве.