Коллекционер бабочек в животе 2

Тианна Ридак

матрицы. И чем ниже её предел, тем качественнее всегда получается изображение. Ренато, как профессионал, оценил это с первых кадров. Припорошенный снегом Урбино, как застывший в безвременье город, сохранил в себе дух эпохи Возрождения. Герцогский дворец Палаццо Дукале, с двумя огромными башнями, поражал и до сих пор поражает своей мощью и величием. То, что город построен на двух холмах, делает его ещё более красочным, благодаря панорамным снимкам. Ренато не составило труда находить нужные ракурсы, но и меж узких улочек города он смог отыскать подходящие для съёмок кадры. Само ощущение давнего присутствия в Урбино памятников средневековья и любовь жителей города к рождённому и творившему тут великому Рафаэлю Санти, позволяло, затаив дыхание, делать снимки, которые оставались живыми – как стоп-кадры кино, готовые в любой момент продолжиться.

– Урбино уже сам по себе музей под открытым небом,– говорил Ренато, не уставая водить

Нелли по узеньким улочкам. – Ты представляешь, в кафедральном соборе, который построили ещё в одиннадцатом веке, сейчас хранятся картины Пьеро делла Франческа, Федерего Бароччио, Тимотео Вити; а церковь Сан-Спирито расписана внутри рукой великого Луки Синьорелли; а церковь Сан-Доменико украшена барельефами делла Роббиа, – продолжал Ренато, и Нелли слушала его, и восхищалась достопримечательностями забывая о времени, забывая о веке высоких технологий и потерянном прошлогоднем лете, а с ним и осени. Тогда она едва не оступилась, согласившись на ухаживания пожилого банкира Бориса Евгеньевича, оказавшегося для неё слишком домашним, практичным, через чур предсказуемым и правильным. Нелли приняла предложение Ренато быть вместе отчасти и из-за желания побыстрее избавиться от начавших тяготить её отношений, будучи уверенной, что её любовь к свободе не будет ограничена. Борис воспринял новость о внезапном расставании сдержанно, но был уверен, что Нелли рано или поздно одумается и вернётся. Он продолжал ей периодически звонить, предлагать помощь и настаивать на том, что они созданы друг для друга, но Нелли понимала – назад пути нет. Последний раз они виделись на выставке Ренато, куда банкир умышленно заехал из любопытства, и сам был поражен размахом и глубиной фотографий и картин. Ренато успел написать несколько портретов Нелли, где она предстала в образе бабочки Грета Ото. Полупрозрачные одежды, а где-то и вовсе только батист и органза в качестве соблазнительного материала, под лёгкой пеленой которого, отчётливо просматривалась соблазнительная грудь и бёдра. В свои пятьдесят Нелли могла дать фору многим моделям, не только по стройности фигуры, но и по упругости кожи. При наличии ресторана, любви к алкоголю и сладостям, Нелли не позволяла себе терять форму, а с ней и внешнюю привлекательность. Но Ренато считал, что это благодаря внутренней гармонии с собой, умению наслаждаться жизнью, и любить. Он был уверен, что Нелли создана для любви, и ему под силу эту любовь в ней приумножить, и самому оставаться наполненным до краёв. Чем больше Ренато отдавал ей любви, тем полнее ощущал её в себе, и его это возбуждало, даже когда Нелли была с ним холодна, как в последнее время. Она так и не нашла замену шеф-повару Бартоломео, постоянно предпринимая попытки контролировать работу его помощника. Тот отчаянно старался, но как только Нелли уезжала из ресторана, умудрялся испортить очередное блюдо.

– Это уже ни в какие ворота не лезет,– сказала она, позвонив Ренато. – Поговори с Бартоломео, может он попробует найти кого-то на замену?

– Какие ворота, Нелли? Per favore, parla chiaramentе (с итал. – Пожалуйста, говори яснее)! – растерянно произнёс Ренато. Он только успел прикурить, сделав перед этим глоток обжигающего кофе, и приготовился размышлять над новыми образами для очередной фотосессии.

– Да господи ты боже мой, ну конечно ворота ни при чём, но ты уже должен был научиться понимать меня с полуслова. Мне нужен срочно шеф-повар, иначе придётся закрывать ресторан! Хоть бери да в Италию лети за специалистом… Ну нет у нас в стране лучше, чем Бартоломео

– Calmati! Abbi pazienza, mio caro! (с итал. – Успокойся! Имей терпение, моя дорогая!) – от волнения и неспособности молниеносно помочь, Ренато перешёл на итальянский. – Где ты сейчас?

– Выезжаю в ресторан, через два часа он откроется, мне нужно всё проверить.

– Я хочу тебя увидеть, Нелли. Пять минут всего, я так соскучился, аmore mio. Приезжай, я позвоню Бартоломео, тебе не надо так волноваться.

– Ты ещё на возраст мой намекни, так чтобы я окончательно разозлилась и выгнала этого повара с руками из одного места, из ресторана.

– Я ничего не понимаю, просто жду тебя в студии,– быстро ответил Ренато и отключил связь. Это было единственно верным решением заставить Нелли приехать, потому как спорить или доказывать, а уж тем более оправдываться было бесполезно. Он хорошо её изучил, и знал, как остудить в ней готовый к извержению вулкан.

Накануне к Ренато заезжал банкир, тот самый Борис Евгеньевич, забрал несколько портретов Нелли с последней выставки, чем раззадорил пылкую мужскую натура художника. Это не был укол ревности, нет, напротив – понимание, что твою женщину ценят и обожают, боготворят и любят, пробудило в Ренато воина-охотника. Выбор он всегда оставлял за женщиной, и сейчас Нелли была с ним, автоматически делая его победителем. «Борис остался в прошлом, и ни один его поступок больше, не заставит меня вернуться»,– как-то сказала Нелли и Ренато

успокоился. Но вчерашний приезд, заставил его немного задуматься, от чего-то начать переживать. Борис мог прислать кого угодно, связаться с менеджером Ренато, который организовывал последние несколько выставок, и вообще остаться инкогнито – купил кто-то там картины, даже не торгуясь, и прекрасно. Но банкир сделал всё настолько открыто и так самоуверенно, что Ренато был на грани. После осознания себя победителем, его накрыла волна раздражения и гнева, будто Нелли была королевой, а Борис королём, а он лишь обычный художник при дворе. Что касалось королевы, то тут и говорить было нечего, но уступать какому-то, пусть и банкиру, место короля, Ренато не собирался. Прошедший вечер стал негласным началом войны между ними, и оба это прекрасно поняли.

– У меня не больше двадцати минут, и я надеюсь успеть выпить твой наивкуснейший кофе, и поговорить с Бартоломео,– раздалось с первого этажа. Ренато бросился встречать Нелли, радуясь как мальчишка, что она всё-таки приехала.

– Кофе, конечно! – он обнял её, целуя в холодную с мороза щёку. – Самый лучший кофе для единственной в мире королевы.

– Ты снова заперся в своей берлоге и напрочь забыл, что в мире полно действующих королев, мой милый,– сняв пальто и отдав его Ренато, Нелли тут же принялась загибать пальцы, перечисляя страны, где правят монаршие особы. – Нидерланды, Швеция, Норвегия, Иордания, Бельгия, Япония, и ещё не меньше двадцати стран, а я даже не титулованна. Так, дай мне тапочки, а то я натопчу тут, потом сама же и убирать буду. Зима неожиданно наступила, в конце февраля, к вечеру есть шанс не добраться до дома.

– Ты можешь остаться,– Ренато присел помогая Нелли переобуться, да так и остался сидеть на корточках у её ног. – Я соскучился,– сказал он обнимая её за бёдра и прижимаясь ухом к её животу. – У тебя осталась там хотя бы одна бабочка для меня, mia regina? (итал. – моя королева)

– Перестань, Ренато, у меня мало времени.

– Я ничего не хочу слышать, Нелли, ничего… Оставайся, я отменяю твою работу на сегодня, готов заплатить все убыточки…

– Убытки,– рассмеялась Нелли, не в силах сопротивляться крепким, но в то же время нежным мужским объятиям. – Как ты это делаешь?

– Что? – Ренато уже расстёгивал ей блузку, спешно, но умело, как будто только и делал, что тренировался до этого молниеносно справляться с мелкими пуговками. – Хочу тебя, – услышала Нелли, когда он принялся целовать ей мочку уха, потом ощутила поцелуи на шеи. Горячие губы Ренато слегка обжигали, поцелуи обладали какой-то магической силой, возбуждая каждую клеточку кожи. Нелли была не в силах уже сопротивляться, когда он поднял её на руки и понёс в спальню. Она запросто могла отдаться ему прямо здесь, в прихожей, зная, что это будет не менее страстно. Ей было по большому счету всё равно, где её настигнет этот ураган вожделения, возбуждающий внутри всё, до самых атомов. И бабочки, о которых спрашивал её Ренато, неистово бились внизу живота, их хотелось выпустить на волю как можно быстрее… Нелли всё ещё надеялась прийти в себя, включить сознание, чтобы поехать на работу, но это было выше её сил. Ренато умел обезоруживать волю и дух, умел брать в плен, умел изнемождать и воскрешать и душу, и тело. В такие моменты Нелли прощала ему всё и завидовала самой себе, жалея, что не сдалась на несколько лет раньше.

Звонок мобильного, спустя час, прозвучал как раскат грома сопровождаемый колокольным перезвоном. Странная смесь звуков была не что иное, как звон связки ключей и вибрирующий на них телефон, с ударным рингтоном, играющим на полную мощь. Назойливую и раздражающую мелодию Нелли выбрала умышленно, чтобы не пропускать важные звонки, по большей части на работе, да и в машине, если телефон случайно завалится под сидение.

Она с трудом пришла в себя, не особо понимания, где находится. Сказывалась усталость прошедших двух недель, а последний остаток сил отнял Ренато. После головокружительного секса с ним ей хотелось немного поспать, хотя он был готов продолжать…

– Пусти, мне надо ответить,– сказала Нелли, гладя его по голове, но тот не слышал, неистово лаская её грудь. Рука скользила всё ниже и Ренато начал вновь возбуждаться, едва сдерживая себя, но он хотел сначала возбудить Нелли…

– Да стой ты!

– Oh Madonna, e insopportabile! (итал. – это невыносимо)

– Невыносимо было поддаться на твои сладкие поцелуи и остаться,– Нелли с трудом освободилась от его объятий и сползла с невысокой, но при этом очень широкой кровати. Не удосужившись даже накинуть на себя хоть что-то из одежды, она побежала в коридор. Звонил поставщик вина, пришлось ответить, потом перезвонить администратору ресторана. Ренато принёс ей тапочки и свой махровый длинный халат, накинул ей на плечи и пошёл на второй этаж, где у него была фотостудия и художественная мастерская.