Коллекционер
Шрифт:
– Нет, ты сам еретик и мятежник! – воскликнул тот же голос, но на его обладателя зашикали, и он смолк.
Еще несколько дней назад Олег бы сказал, что такое невозможно – монах из Ордена Блюдущих Чистоту прямо на улицах Лирмора призывает народ к восстанию против короля? Да только распахни он рот, его мигом скрутили бы парни из инквизиции!
Но тут их что-то не видно, как и городской стражи…
Хотя Эрик говорил о монархе как о «марионетке», из речей Цагене следовало, что ему не очень-то нужен номинальный глава церкви, носитель священной короны о восьми зубцах… Что,
От этой мысли Олегу стало нехорошо. Неужели Цагене решился на открытый бунт, поднял инквизицию против короля?
Но даже если так, то это ничего не меняет, ему самому в любом случае нужно добраться до площади Восьми, где находится штаб-квартира корпуса Пограничной стражи, и поговорить с Редондо.
Толпу Олег обошел, протиснулся вдоль стеночки, и голос монаха стих за спиной.
Но теперь он уже видел, что утро не столь безмятежное и мирное, как обычно в Лирморе. На севере, где-то за Золотоструйной, поднимался в небо толстый столб дыма, напоминавший уродливый шрам на голубой плоти, горожане выглядели озабоченными, многие разговаривали друг с другом шепотом, да еще и воровато оглядывались при этом.
Куда делись обычные громкие голоса и красноречивые жесты?
На площади Старых Королей Олегу встретился патруль городской стражи – в полном вооружении, при дубинках и пистолетах, без обычной ленивой вальяжности в движениях. Ему самому достался подозрительный взгляд, и пришлось шмыгнуть в сторону, укрыться за лотком торговца рыбой. Не хватало еще попасть в лапы этих парней, а затем в Зловонную Дыру. Это прозвище тюрьма Лирмора носила очень давно, и носила, судя по отзывам, заслуженно.
– Э, не знаешь, что ныне творится-то? – спросил торговец рыбой, когда патруль с лязгом и топотом прошел мимо. – Чего они за дубины взялись? Или напал на нас кто-то?
– Не знаю, – ответил Олег. – А ты ничего не слышал?
– Да разное брешут. – Торговец, рыжий и веснушчатый, махнул длинной рукой. – Говорят, что король наш, да жить ему тысячу лет, с ума сошел, что инквизиторы всех других монахов на кострах будут жечь, что напали на нас чужемирцы проклятые… Бред!
– Ну да, бред, – подтвердил Олег.
Торговец начал рассказывать что-то еще, но Соловьев уже спешил дальше, прочь с площади Старых Королей, прямиком через квартал, застроенный особняками высшей цадской знати.
Не прошел и пары сотен метров, как стало ясно, что впереди происходит нечто серьезное: уловил гул, похожий на шум лупящего по скалам прибоя, перемежаемый воплями и глухими ударами. Свернул за угол и обнаружил, что дорогу загораживает толпа куда менее мирная, чем та, что слушала монаха из Блюдущих Чистоту.
Здесь служители церкви тоже имелись, причем чуть ли не из всех орденов, рясы и кушаки всяких цветов мелькали среди грязных рубах мастеровых, фартуков торговцев и голых торсов рикш. С разных сторон доносились воинственные крики, во вскинутых руках мелькали дубинки, вилы и лопаты.
– Выпустим ему кишки! – призывали в одном месте.
– Долой еретика! Сожжем его! Сожжем! – надрывались в другом.
Толпа
– Смерть Арсини! – завопили около самой ограды, и толпа навалилась на нее, кто-то полез вверх, тощий мальчишка протиснулся между прутьев и неожиданно для себя оказался на другой стороне. Это вызвало настоящий взрыв восторга.
«Они громят дом канцлера? – подумал Олег. – А где же стража?»
И едва успел подумать, как услышал за спиной равномерное топотание – стражники надвигались с той стороны, откуда он только что пришел, тесным строем, держа наготове вскинутые дубинки. На поясах у них висели пистолеты, но это оружие пока никто не собирался пускать в ход.
– Стойте, братья! – ринулся им навстречу один из монахов, в черной рясе инквизитора. – Не вставайте на пути у тех, кто дело благое пытается свершить во славу народа, страны и церкви!
Олег не стал ждать результатов этой беседы, он со всех ног метнулся в сторону, в ближний переулок. Не хватало еще оказаться между разъяренной толпой и стражей, решившей навести порядок. Сначала дадут по голове или вовсе прибьют, а потом будут разбираться, кто ты таков.
Пробежал совсем немного, когда напомнила о себе простреленная нога, и пришлось перейти на шаг. Но резиденция Томасо Арсини осталась позади, и потянулись тихие, лишенные народа улочки.
Квартал цадской знати казался вымершим или покинутым: двери и калитки закрыты, на окнах тяжелые занавеси, и почти ощутим терпкий, раздражающий ноздри запах страха… Да, те, кто живет тут, теряют многое в случае городских беспорядков, а от падения монархии не получают ничего.
Олег выбрался на Большую площадь и вновь окунулся в обычную для Лирмора уличную суматоху.
– Эй, смотри-ка, чужемирец! – воскликнул кто-то, когда он проходил мимо очередной таверны.
Краем глаза Олег приметил двоих парней – несмотря на утро, рожи красные от выпитого, глаза злобно блестят, руки едва не дрожат от нетерпеливого желания совершить чего-нибудь «героическое».
Поворачиваться в их сторону не стал, чтобы не привлекать внимания. Но это не помогло.
– Точно, чужемирец! – сказал второй. – Они во всех бедах наших виноваты! Иноверцы проклятые! Давай накажем его во славу Священного Ока!
Проклятая бейсболка, слишком яркая, необычная и чужая, бросается в глаза, как красная тряпка. Хотя, честно говоря, все в Олеге, начиная с рюкзака и обуви, кричит о том, что он не местный.
– А ну стой! – завопил первый. – Лови чужемирца!
Люди вокруг начали оглядываться, замер рикша, кативший пустую повозку, из мясной лавки вышел хозяин в заляпанном кровью фартуке и со здоровенным острым ножом в руках.
Бежать поздно, да и не особо побегаешь с раной в бедре…
– Это ты меня чужемирцем назвал, недоносок вонючий? – спросил Олег, поворачиваясь, причем спросил с отчетливым выговором, характерным для уроженцев южных окраин Лирмора.