Коллекция страхов прет-а-порте
Шрифт:
Глава 15
Все кончено.
Ирэна должна умереть. Он больше никогда не увидит ее. Не коснется ее щеки, не зароется лицом в мягкие волосы. Не утонет в ее глазах – непосвященным кажется, что ее взгляд насмешливый и жесткий, но на самом деле – она такая ранимая… Не войдет в ее кабинет, не вдохнет восхитительного афродизиака – когда запах дорогой кожаной мебели мешается с ароматом ее духов…
– Мы с тобой, милый, словно сосуды. Сообщающиеся, – часто шептала ему Ирэна после
Но сосуд лопнул, разбился, и зеркало – тоже не отражает ничего, оно стало пустым, темным, страшным.
Он, Антон Блохин, теперь останется один. Навсегда.
Может быть, нужно простить ее? Уговорить, убедить, переделать? Впрочем, о чем это он? Разве можно переделывать взрослого, состоявшегося, уверенного в себе человека… И потом, тогда бы это уже была не Ирэна. Не его солнце – а совершенно другая и абсолютно не интересная женщина.
За окном сияло ослепительное майское утро. Бушевали воробьи, цвела сирень. По водохранилищу – оно виднелось из окна особняка – сновали скутеры.
В такие дни жена всегда говорила: «Эх, наплевать бы сегодня на эту медицину. Махнуть в лес, к соловьям…»
Антон был готов – и в лес, и на край света. Но тем они и отличались друг от друга – Ирэна, в отличие от него, никогда бы не поехала в разгар буднего дня в райские кущи. Потому что от этого пострадала бы ее работа.
Когда ей хотелось отдохнуть, она просто лишний раз тоскливо взглядывала в окно – а потом отворачивалась и начинала собираться в свою клинику. Которая, кажется, ей была куда дороже, чем он. И чем все, вместе взятые, майские деньки…
Антон часто не понимал ее. Иногда осуждал. Или даже ненавидел.
– Ты так смотришь, Антоша, будто хочешь меня убить, – говорила в такие минуты Ирэна.
Антон и правда иногда представлял – в те дни, когда женушка особенно изводила его своими капризами, придирками и недовольством: вот он вонзает нож в ее ослепительно белое тело… еще и еще… и этот запах, сладкий и тяжелый аромат крови…
– Я никогда не убью тебя, милая, – серьезно отвечал он. – Потому что люблю.
– А «любить» и «убить» – рифмуются, – усмехалась Ирэна. – И «любовь» с «кровью» – тоже…
И в этой фразе была вся она.
Жена всегда пыталась объяснять. И объясняться. Ее не устраивало, что во Вселенной полно непознанного. А уж фраза: «Как будет Богу угодно», – Ирэночку и вовсе бесила. Хотя в ее профессии (жена еще в институте решила, что будет именно гинекологом-репродуктологом), считал Антон, Божий промысел играл немалую роль – часто ведь бывает, что, сколько люди ни лечатся, а детей как не было, так и нет… Но Ирэна никогда с этим не соглашалась. Жестко говорила:
– Раз нет детей, значит, врачи причину установить не могут. Или лечат неграмотно. А высшие силы тут, Антошенька, решительно ни при чем.
Жене, понимал Антон, нравится быть богиней
Антон никогда не сомневался, что жена однажды заиграется. Зарвется. И прогневит Бога, истинного вершителя судеб, так, что помочь ей не сможет никто, даже он…
Но до поры Ирэне везло. Чертовски. И именно ей – а не ему, мужчине, кормильцу, – все время удавалось оказываться в нужное время и в нужном месте. Они оба подавали надежды – но Антон так и остался в «вечно подающих», а жена начала очень быстро и как должное принимать настоящий успех. Любимая ассистентка у знаменитого профессора… его законная преемница… главный врач пусть в маленькой, но в популярной у бомонда лечебнице… и, наконец, – хозяйка клиники собственной – а ведь ей тогда было всего тридцать пять!
– Я горжусь тобой, Ирэна, – искренне говорил он.
Она же в ответ хмурилась:
– Пока, Антошенька, гордиться мне нечем. Клиник в Москве сотни. Конкуренция дикая. И, если ты «никакой» – в смысле, такой же, как все, – сожрут мгновенно…
– Тебя не сожрут, – заверял Антон.
– Это все слова, – вздыхала Ирэна. – Вот если бы ты мне идею подсказал…
Над идеей для клиники супруги Антон ломал голову сутками. Но первой озарило, конечно же, ее – и он, когда жена посвятила его в свои грандиозные планы, пришел в ужас:
– Ты с ума сошла! Это же незаконно. Опасно. Непорядочно, в конце-то концов. Как можно забирать яйцеклетки у ничего не подозревающих девчонок?.. И тем более их продавать?! Это ведь не по-божески. И даже не по-людски.
– Опять одни слова, – фыркнула жена. И, взглянув в опечаленное лицо мужа, смягчила тон: – Но, Антошенька, специалисты по маркетингу ведь как утверждают: жизнеспособны только уникальные торговые предложения. И у меня – как раз такое. Плюс потенциальных потребителей не десятки, не сотни – тысячи. По всему миру.
– И все равно, – покачал головой он. – Есть же какие-то моральные границы, через которые нельзя…
– А на эти твои границы мне, извини, плевать, – снова посуровела жена. И презрительно добавила: – Но ты не волнуйся. Это – мое дело. А лично ты не рискуешь ничем.
…Антон налил себе еще коньяку. Раньше он даже представить не мог, насколько это тоскливо – пить, когда напротив тебя не Ирэна, а всего лишь ее фотография. Красивое, любимое – но далекое и чужое лицо.
Человек сторонний наверняка углядел бы на фотокарточке жесткую, беспринципную, без эмоций женщину. Антон же видел непосредственную, немного взбалмошную и иногда несносную – но самую любимую свою жену…