Колодец детских невзгод. От стресса к хроническим болезням
Шрифт:
Стоял типично холодный для декабрьского Сан-Франциско вечер, но мы с друзьями пошли прогуляться по Мишн-стрит (Mission Street); помню, я обхватывала себя руками, пытаясь хоть немножко согреться. Я вернулась домой на каникулы из Бостона, из школы общественного здравоохранения – и оптимистично вышла из дома без пальто. Тем не менее я убеждала себя быть благодарной хотя бы за то, что не идет снег. Я так радовалась возможности провести вечер с друзьями, что просчет в выборе одежды послужил нам только поводом для смеха. Мы вчетвером говорили одновременно, и наши голоса заглушали звуки города, пока мы шли к машине. На углу Мишн и 19-й улицы мы остановились, не желая прощаться, хотя вечер явно подошел к завершению. Никто не обращал внимания на красную машину, которая медленно ехала по противоположной стороне улицы, как вдруг мы услышали звук нескольких хлопков подряд. Машина резко рванула с
– Глупые дети балуются с петардами, – пытаясь прийти в себя после неожиданного звука. Однако спустя буквально несколько секунд выражение его лица изменилось, и он потянул нас в сторону своей машины: – Надо убираться отсюда, тут что-то не так.
Почти добравшись до его машины, мы увидели, что на тротуаре лежит мужчина. Трое других мужчин, по-видимому его друзья, в нескольких метрах от него кричали и колотили по окнам припаркованных рядом машин.
– О боже! Его ранили! – закричала моя двоюродная сестра Джеки.
Я инстинктивно бросилась к жертве, даже не заметив, что друзья побежали в противоположном направлении.
– Надин! – воскликнул Майкл, хватая меня за руку. Но он не успел.
Я опустилась на колени рядом с пострадавшим. Думала только о том, как спасти его жизнь. Год назад я закончила медицинский вуз, и теперь мои врачебные инстинкты взяли верх. Я взглянула на его лицо и поняла, что, несмотря на рост, это был еще совсем мальчишка, не старше семнадцати лет. Пуля попала в голову, прямо над правой бровью, но, так как он лежал на боку, я тут же увидела, что она вышла с другой стороны. Внутренний голос начал отчитываться о статусе пациента, как мы обычно делали в травматологии:
– Огнестрельное ранение в голову! Других признаков проникающих ранений нет!
В кино в подобных случаях жертва теряет сознание, в реальности же парня рвало прямо на самого себя. Я видела в больницах много страшного, но сейчас все было по-другому. Время замедлилось, и я обнаружила, что действую на автопилоте. Один за другим я проверяла показатели, которые выучила наизусть: проходимость дыхательных путей, дыхание, кровообращение, повреждения. Обеспечить проходимость дыхательных путей. Убедиться, что пациент дышит. Проверить пульс. Поддерживать положение шейного отдела позвоночника на случай, если у него сломана шея. В то же время внутренний голос говорил, что сама я вообще-то не нахожусь в безопасном отделении экстренной помощи: рядом нет охранников, а красная машина может вернуться. Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, руки дрожали. Каждая клеточка тела подсказывала мне, что нужно бежать, но я оставалась с раненым парнем до приезда скорой помощи.
Через несколько часов, когда мы давали максимально подробные свидетельские показания в местном полицейском участке, нам сообщили, что парень не выжил. Это была тяжелая новость, но я знала, что сделала все возможное. Вернувшись домой, я не могла уснуть. Проходили недели, месяцы, но каждый раз, когда я видела красную машину или слышала звук резко стартовавшего с места автомобиля, меня словно забрасывало обратно в те чувства, которые я испытала тем вечером. На физическом уровне реакция всегда была одна и та же: сердце начинало биться очень быстро, глаза бегали, я ощущала дискомфорт в желудке. Теперь я понимаю, что биологически я реагировала на резкое стрессовое воздействие, связав образ красной машины с угрозой. Мое тело помнило, что произошло в тот вечер, и выбрасывало гормоны стресса в кровь на случай, если красная машина, которую я вижу теперь, окажется настолько же опасной, что и красная машина, которую я видела тогда. Мое тело делало то, для чего оно было создано: защищало меня.
Каждый день человеческому мозгу приходится обрабатывать очень много информации и оценивать степень опасности, связанной со скрипящими от ветра деревьями над головой, лаем соседских собак и потоком воздуха, которым обдает вас в метро проезжающий мимо поезд. Чтобы обеспечить выживание людей в окружающем мире, мозг и тело выработали эффективные способы обработки информации; одним из них как раз и является система стрессового ответа. Если маленький ребенок потрогает горячую конфорку, его тело запомнит этот опыт. На биохимическом уровне конфорке (и всему, что с ней связано) будет присвоен статус опасного объекта, так что когда ребенок в следующий раз увидит, как кто-то включает плиту, тело начнет посылать предостерегающие сигналы: яркие воспоминания, мышечное напряжение, учащение пульса. Обычно этого оказывается достаточно для того, чтобы предостеречь человека
Однако иногда стрессовая система работает слишком активно. Так случается, когда реакция на стимулы из адаптивной и спасающей жизнь превращается в дезадаптивную и вредную для здоровья. Например, большинство из нас знает, что многие солдаты возвращаются из горячих точек с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Это состояние – яркий пример того, как тело иногда запоминает слишком много. При ПТСР система стрессовой реакции снова и снова путает те сигналы, которые раздаются в настоящем, с теми, которые доносятся из прошлого, и последствия этой путаницы порой бывают настолько тяжелыми, что буквально не дают ветеранам жить. Телу человека с ПТСР все равно, пролетает в небе бомбардировщик В-52 или пассажирский лайнер: оно воспринимает это событие как смертельную опасность. ПТСР возникает, когда реакция закрепляется и стрессовый ответ воспроизводится, повторяясь снова и снова.
В моем случае самый древний защитный механизм тела перестал ассоциировать триггер (красную машину) с опасностью, и мозг перестал интерпретировать его как угрозу. Если сегодня мимо меня проедет красная машина, я и бровью не поведу. Еще много лет после случившегося я не могла бы ответить на вопрос, почему. Как моему телу удалось восстановиться после такого острого стресса? За счет чего ослабла связь между сенсорным восприятием красной машины и биологической реакцией стрессового ответа? Я не задавалась этими вопросами до тех пор, пока не встретила на своем пути Диего.
После обнаружения исследования НДО я посвятила несколько месяцев изучению публикаций по теме. Оказалось, в свет выходили и другие убедительные и невероятно впечатляющие исследования биологии стресса и его влияния на здоровье и развитие детей. Теперь я знала: то же самое, что случилось в ту роковую ночь с моим телом на улице Мишн, происходило и с телами моих пациентов, когда они переживали самый разный негативный опыт, от столкновения с насилием до чувства покинутости. Ощутив опасность, тело запускает бурю химических реакций, направленных на самозащиту. Но, что еще важнее, тело обладает памятью. Система стрессового ответа – поразительный пример того, как эволюция позволила нашему виду не просто выжить, но и добиться процветания в настоящем. Эта система есть в организме каждого из нас, и она очень точно настроена и крайне индивидуализирована благодаря генетике и опыту, полученному в начале жизни. Чем стрессовая реакция ребенка без НДО отличается от стрессовой реакции Диего? Это сложный вопрос, на который мы попытаемся ответить; однако нет сомнений в том, что речь идет об одной и той же системе. Ее налаженная работа способна спасти человеку жизнь; если же система неисправна, она сделает эту жизнь короче.
Стрессовый ответ
Листая журналы во время ожидания в какой-нибудь очереди или заглядывая в водоворот информации в интернете, вы наверняка натыкались на истории о сверхчеловеческой силе: как отец поднял машину, под которую попал ребенок (городская легенда?), или как женщина прогнала пуму, схватившую ее мужа (это реальная история). Встречаются и еще более кинематографичные эпизоды, в которых обычный Джо превращается в героя, пересекая поле боя для спасения друга, – несмотря на то что его тело уже пронзили две пули. Если вас интересует, как людям удается совершать такие невообразимые поступки, то спешу вас уверить: секрет не в регулярном поедании тарелки хлопьев по утрам. Дело в системе стрессового ответа, которая стала неотъемлемой частью нашего организма благодаря эволюции. По сути, работает она так. Представьте, что вы идете по лесу и видите медведя. Ваш мозг тут же посылает сигналы надпочечникам (железам, расположенным над почками): «Выделяйте гормоны стресса! Адреналин! Кортизол!» Сердце начинает биться сильнее, зрачки расширяются, дыхательные пути раскрываются – и вот вы уже готовы вступить в бой или бежать со всех ног. Эту реакцию обычно так и называют: бейся или беги. Она развивалась на протяжении тысячелетий, чтобы спасать наши жизни. Другая, менее известная, реакция тела выражается в замирании – а вдруг медведь примет вас за камень и пройдет мимо. Поэтому некоторые называют эту реакцию бейся, беги или замри; но я для простоты буду использовать первый, более короткий вариант.