Колодец девственниц
Шрифт:
Диего, надеясь на то, что его меры безопасности более чем надежны, и не ожидая нападения, обошелся с крышей своего дома довольно беспечно. Маленькое окошко, ведущее на чердак, оказалось распахнутым настежь, и они легко проникли внутрь.
На чердаке было ужасно пыльно и темно. Всяческий хлам, наваленный в полном беспорядке, постоянно лез под ноги. Спотыкаясь и чертыхаясь, они ощупью продвигались вперед, подсвечивая себе фонариком, от которого, впрочем, было немного толку – луч то и дело натыкался на стены из ящиков и сломанной мебели.
– Не дом, а склад старьевщика
Люк, ведущий вниз, отыскался довольно быстро – просто это было практически единственное место, свободное от вещей. Макс приподнял крышку и заглянул вниз. Там было темно и тихо. Впрочем, нет. Какое-то поскуливание доносилось из дальней части дома.
Они осторожно спустились по скрипучим ступенькам. Теперь стало понятно, что бесшумно проникнуть в дом они бы не смогли. От сырости дом весь скрипел, каждый шаг сопровождался целым оркестром разнообразных звуков.
Чердачная лестница привела их в кухню, загаженную до невозможности. На грубо сколоченном столе вперемешку с объедками громоздились испачканные тарелки. Грязный пол был неровным и жестким. Он буквально шевелился от кишащих насекомых и отвратительно вонял.
В доме вообще пахло прескверно. Запах был резким и густым – так пахло в коровнике. Нет, тут пахло еще хуже.
Кухонная дверь вела в коридор. Оттуда было два выхода – налево и направо. Макс показал влево, и они направились за ним. Комната, в которую они попали, была погружена во тьму. Но это была странная, какая-то живая темнота. Со всех сторон слышались шорохи и стоны. От них мороз пробегал по коже. Комната была достаточно большой, фонарик едва освещал центр, тогда как стены по-прежнему были погружены во мрак.
Макс, освещая себе путь, выбрал оптимальный вариант – он двинулся вдоль стены, собираясь обойти помещение кругом. Они практически сразу наткнулись на большой стол, стоящий вплотную к стене. К нему примыкал еще один, который сильно отличался от первого. Если первый был обычным, письменным, заваленным какими-то бумагами, то назначение второго они поняли не сразу. Он был металлическим, с множеством круглых отверстий. Снизу к столешнице крепился поддон. Анна припомнила, что видела нечто подобное в ветеринарной лечебнице, когда носила туда своего заболевшего кота. Тогда этот стол произвел на нее неприятное впечатление, здесь же, в этом мрачном, уединенном доме, он вообще навевал ужасные мысли.
Чуть поодаль от стола начинались клетки. В первой из них сидели белые крысы. Обыкновенные лабораторные крысы. Они отчаянно пищали и скребли лапами по сетке. В другой клетке тоже оказались крысы, но не белые, а разноцветные. Несколько пятнистых, парочка зеленых и три абсолютно черные, пушистые. Эти зверьки вели себя иначе. Они вяло ползали по клетке, рассеянно посматривая по сторонам, но ни на чем не останавливая мутного взгляда. Две вообще валялись на боку, тяжело дыша, и явно готовились испустить дух.
Пораженные люди прошли еще мимо целого ряда клеток, в которых томились самые невообразимые животные: обезьяны с мехом леопарда, лысые
В самом дальнем углу, в стороне от вольеров с животными, стояли еще три клетки. Одна из них была пуста. Когда Анна подошла ко второй, на нее из глубины с рычанием бросилось существо, как две капли воды похожее на то, которое напало на них по дороге сюда и растерзало бедного Янси.
Девушка сдавленно крикнула и отскочила. Макс толкнул ее себе за спину, направляя на беснующееся существо пистолет. Но стрелять он не смог. Его останавливало то, что перед ним был человек. Пусть изуродованный, сошедший с ума, но все же человек. И не его вина, что из него сделали монстра.
Успокоившись, Анна смотрела на него с жалостью. Жестокость человека, сотворившего этот кошмар, поражала воображение.
Макс направил луч фонаря в третью клетку. Сначала им показалось, что она тоже пуста, но потом они заметили в самом уголке сжавшегося в комочек мальчика.
– Слава богу! Он здесь! – воскликнула Анна, бросаясь к клетке. На дверце висел замысловатый замок. В темноте Аня никак не могла его открыть. Она дергала за тяжелую задвижку так, что ушибла себе пальцы.
– Давай помогу, – предложил Билс, мягко отодвигая ее в сторону. Через секунду дверца распахнулась. Аня сначала бросилась вперед, а затем остановилась в нерешительности, видя, что малыш вжался в стену и мелко трясется, стуча зубами.
Аня растерянно оглянулась на мужчин, не зная, как поступить.
Макс только пожал плечами. Билс отвел глаза и махнул рукой.
Аня присела на корточки и протянула к ребенку руку ладонью вверх, как она делала, когда требовалось приручить животное. Малыш не сдвинулся с места, не сводя глаз с ее ладони. От руки девушки исходил слабый свет. Она светилась словно сама по себе. И еще от нее шло тепло. Мальчик видел свет и чувствовал тепло. Они притягивали его к себе, успокаивая страх. Он подался немного вперед, забывая об осторожности.
Тогда она заговорила. Макс и Билс удивились тому, как изменился ее хорошо знакомый им голос. Он обрел глубину и мягкость, речь звучала напевно. Макс обратил внимание, что Анна говорит не по-русски и не по-английски. Он подозревал, что такого языка вообще не существует или существовал очень давно, потому что ему казалось, что он уже слышал когда-то эти певучие, немного гортанные слова. Слышал, но забыл.
Анна говорила и говорила, ласково глядя на мальчика. Макс мог бы поклясться, что ее глаза теперь тоже светились. Но не так, как тогда, когда он оскорбил ее на празднике, совсем, совсем иначе. Они светились нежным голубоватым светом, мягко освещая ее лицо.
Вдруг мальчик заплакал, бросился к Ане, обхватил ее ручонками и уткнулся лицом в шею. Она ласково обняла его, поддерживая и прижимая к себе, поглаживая по вздрагивающей, покрытой густой шерстью спине.
– Что это было? – ошарашенно спросил Билс, с изумлением глядя на ее руки, словно ожидая, что они снова начнут светиться. – На каком это языке ты говорила с волчонком? Мне казалось, что русский звучит иначе.