Колодец пророков
Шрифт:
Матерящиеся ломкими тонкими пронзительными голосами, бритые наголо, или напротив с вплетенной в длинные грязные волосы проволокой, серьгами в ушах, в носу, в губах и даже в веках, пьяные или с притушенным наркотиками сознанием дети, иногда сомнамбулически невосприимчивые к действительности, иногда немотивированно агрессивные. Они, как и бомжи, предпочитали держаться стаями. Одиноким прохожим лучше было не попадаться им на глаза в поздний час в глухом (и со стопроцентной слышимостью) месте.
Похожие на недогоревшие кучи мусора старухи, в отличие от стариков (те умирали молча и вдали от чужих глаз), цеплялись за продолжение в общем-то
Овладевший Москвой дух превращения был многолик и изменчив. Он позволял случайному (или неслучайному) наблюдателю фиксировать и отслеживать отдельные следствия, но никак не свою ускользающую суть, которой (если верить генералу Толстому) не было вовсе.
Хоть и «адресный», но очевидный голод немалой части населения России конца XX века соседствовал с повсеместным неестественным пренебрежением к продуктам. Помойки постоянно и во все возрастающих количествах заполнялись вздутыми невостребованными пластиковыми коробками с йогуртами, просроченными, превратившимися в вонючую кашу рыбными и мясными консервами, сгнившими бананами, апельсинами и киви. Там и здесь у скамеек на Суворовском бульваре виднелись недопитые бутылки пива, лежала на картонных тарелках недоеденная, щедро политая кетчупом, закуска. Удивительно, но голодающие бомжи не бросались доедать и допивать – подходили, придирчиво осматривали и – иной раз – надменно удалялись, пренебрегая дармовыми хлебом и солью. Продукты и напитки (Илларионов знал это по себе) как будто не насыщали. Красивая, отменно упакованная импортная еда представлялась изначально невкусной, какой-то ложной, как вода во сне, которой, как известно, невозможно утолить жажду.
Илларионову казалось, что он понимает природу странной пресыщенности во время массового недоедания. Работая над превращением неканонических библейских текстов в гиперроман для Интернета, он обратил внимание на переданные одним египетским автором слова Иисуса, что каждый, желающий сохранить сущность народ должен питаться плодами своей земли.
К этому времени господин Джонсон-Джонсон обеспечил доступ их поисковой программе ко всем доступным (и недоступным) информационным компьютерным сетям. У Илларионова появилась уникальная возможность уходить вглубь не только конкретных имен, но и понятий, если, конечно, компьютер верно их расшифровывал.
Компьютер истолковал слова Иисуса как «морально-этическое обоснование экономически оправданного принципа защиты местного сельхозтоваропроизводителя». Илларионов намеревался этим удовлетвориться, как вдруг совершенно случайно – на самой периферии поиска – в поздневангельского периода рукописи, хранящейся в исторической библиотеке в Дамаске (ее аутентичность, впрочем, оспаривалась специалистами из Джорджтаунского университета) – набрел на имя ЛОИМ, которому будто бы и были адресованы слова.
Илларионов, как ковш экскаватора, устремился вглубь этого имени и выяснил, что Лоим – дальний родственник апостола Павла (в прежней жизни налогового инспектора Савла) – поставлял из Сирии в Египет запеченное в керамических горшках мясо, вино и сушеные фрукты, которые стоили значительно дешевле местных и которые вынужденно приобретала на рынке стесненная в средствах матерь Господа Христа Мария.
Видимо, у повзрослевшего Иисуса остались не самые радужные воспоминания об этих продуктах, потому
«Почему говоришь так? – возмутился богач Лоим. – Мое запеченное с каштанами мясо едят в Египте и на Кипре! Вино из моих амфор пьют в кабаках Галлии, в тавернах на берегах дикого Анубиса!»
«В твоем вине нет сладости жизни, но есть горечь изгнания. Твое мясо не укрепляет, но расслабляет тело, ибо не для утоления голода после трудов праведных приготовляют его твои люди, – ответствовал Иисус, – но единственно для получения денег, то есть преумножения твоих богатств!»
Прямо посреди Тверского бульвара – под ногами (гусеницами) у бронзового изваяния первого президента России на натуральном с облупившейся, правда, от дождей краской танке – недавно был открыт большой подземный книжный магазин. Илларионов давно перестал покупать книги современных российских авторов, но зачем-то спустился по замусоренным ступенькам вниз, долго бродил вдоль стеллажей, рассматривая розовые от обнаженных тел, красные от крови, коричнево-зеленые от змей, драконов и прочей нечисти с рогами и клыками глянцевые обложки.
Определенно и здесь имело место превращение. Даже на обложке только что изданного труда В.И. Ленина «Развитие капитализма в России» Илларионов обнаружил совершенно голую рыжую девицу, широко раскинувшую ноги на куче угля.
Название одной из книг показалось ему знакомым.
Илларионов полистал страницы с просторно набранным текстом.
– «Невменяемый-4» – лучший роман Эльмирова во всей серии, – подошел продавец. – «Невменяемый-5» еще туда-сюда, а с шестого по одиннадцатый… – махнул рукой. – Говорят, сейчас на выходе последний, девятнадцатый – «Смерть-6 Невменяемого».
– Эльмирова? Ну да, Эльмирова… – Илларионов вспомнил, как, устав от безденежья и задержек пенсии, подался в издательство, где заправлял разжалованный и уволенный из конторы за кражу секретных документов его бывший сослуживец. Он был в общем-то безобидным парнем, и Илларионов приложил немало усилий, чтобы его всего лишь уволили, а не посадили. Тогда за это еще могли посадить.
– Ты не генерал Толстой, – с порога заявил тот, – и даже не писатель Толстой. Поэтому единственное, что могу предложить тебе – сто долларов за авторский лист.
Предложение показалось Илларионову заманчивым. Сто долларов по тем временам были большими деньгами.
– Сейчас я вызову ответственного за серию «Невменяемый», – сразу взял быка за рога приятель, – он скажет от и до чего писать.
– Что значит от и до? – удивился Илларионов. Он еще не написал и строчки, но почему-то чувствовал себя ущемленным странным «от и до».
Но приятель уже снял телефонную трубку. В кабинет вошел полный кудрявый молодой человек с кругами под глазами.
– «Тройка» ушла вся, – доложил он. – «Четверки» осталось пачек семьсот на складе во Владимире-на-Клязьме, но я договорился с ребятами из Благовещенска. Возьмут за семьдесят процентов предоплаты. Остальное – по реализации. Если не запустим до конца месяца пятого и шестого «Невменяемого» – потеряем серию.