Колодец времени - книга исторических поэм
Шрифт:
Стали обстреливать пращники их, обходить неуклонно,
И появилась в тылу кавалерия Крикса в итоге.
С криком 'барра!' устремились спартаковцы в битву без страха,
В кучу смешались когорты квиритов и стали сражаться.
Только недолго они продержались до полного краха,
Стало кольцо окружения быстро сужаться.
В давке толкали щитами и били мечами скорее,
Целясь в открытые шеи врага, в животы и колени.
Страшно крича поражённые падали
И умирали в крови и грязи, в богохульственном тлене...
Как ни кричал им Гней Фурий о римской гордыне и долге,
Дрогнуло квестора войско и стало бежать без оглядки.
Фурий сражался там несколько славных мгновений не долгих,
Быстро мечи в грудь вонзились ему с треском по рукоятки.
Был квестор Фурий из рода, отдавшего Риму немало.
Предок его Рим от галлов, совсем захвативших, спас смело.
Фурии в консулах, преторах Риму служили, бывало,
Били этрусков и вольсков, но квестор свёл жизнь неумело.
Было убито две тысячи римлян бегущих от битвы,
Взяты значки их когорт и оружие, много припасов.
Митре за помощь в бою вознеся вдохновенно молитвы,
Ганник и Крикс устремились в Салин ожидая приказов.
Следом Спартак подошёл спешно с войском отборным.
Лагерь легата Кассиния здесь был построен недавно.
Луций Кассиний на вилле знакомых в бассейне просторном,
Вместе с рабынями радостям всем предавался исправно.
Конница Крикса его захватила врасплох без одежды,
Он, убегая, кричал и посеял смятение всюду.
В лагере крепком своём он укрыться лелеял надежды,
Только охрану ворот Крикс ударом разбил за минуту.
В спешке из мокрых палаток под дождь выбегали гастаты,
Не усапевая построиться бросились сразу к воротам,
Там оказались уже гладиаторы сами зажаты,
И отступили из лагеря быстро к лесистым теснотам.
Выйдя из лагеря весь легион римский встал потрясённо,
Между двух линий когорт гладиаторских он оказался.
И атакован был ими под рёв труб и крики синхронно,
Бросился в лагерь обратно и там словно скот истреблялся.
Около красной палатки легата сражались немногие храбро.
Бывшие воины Суллы, не ждавшие милости в битве.
Знали они, что уже не увидеть рассвета им завтра,
Только дороже продать жизнь в бою помышляли в молитве.
Вот бывший раб-африканец, кровавым мечём потрясая,
Знак легина схватил и Орла опрокинул не трупы,
Символом краха, квиритов оставшихся всех ужасая.
И затрубили спартаковцев радостно горны и трубы.
Рядом с Орлом пал легат в свалке смертью нелепой.
Многим
Лагерем встал здесь Спартак у границы Лукании хлебной,
Слух распустив, что у Крикса и Ганника много погибших.
Претор Вариний решил добивать Спартака побыстрее.
Первого римского славного консула дальний потомок,
Принцепса сын, Красса друг, был он тигра храбрее.
И предсказуемо бросился в бой без особых уловок.
В холод и дождь, потеряв половину больными в походе,
Он подошёл к Спартаку и построил свой лагерь напротив.
Войско, припасы решил он собрать, но не смог это, вроде,
Слух о разгроме прошёл, многих пьяниц служить разохотив.
Кроме того, ночью тёмной Спартак удалился успешно,
Вывел свои легионы, у лагеря куклы поставив.
Бросился следом прапретор по скользким дорогам поспешно.
В Рим за подмогой Торантия спешно отправив.
Шёл к Метапонту на юг к морю Ганник с отрядом восставших.
Крикс шёл с отрядом таким-же, но меньшим, пылая от мести.
Сам же Спартак с легионом отборных, но сильно уставших,
Через Луканию в Бруттию шёл, выжигая поместья.
Хмурое небо, на пиниях капли жемчужно белеют повсюду,
Редкий туман, иногда моросит дождь опять неуютный...
Тяжко идти, не минуть лихорадку теперь и простуду,
Раны болят, не даёт им зажить марш, для раненых трудный.
Ярость обрушилась ранее всюду на римлян жестоко.
Нола, Нуцерия, Фурии и Метапонт были взяты,
Вместе с холодным и мстительным ветром с востока,
В них появились войска Спартака, жаждой мести объяты.
С ними обозные люди, торговцы, разбойники просто.
Вражеской армией стали они тут луканскому люду.
Полным раздольем для вора, убийцы, садиста, прохвоста,
Стали те месяцы смерти в Лукинии бедной повсюду.
Словно Лукулл жёг во Фракии город за городом рьяно,
Или Помпей разорял кельтиберские сёла и нивы,
Сулла акрополь Афинский ломал и бахвалился пьяно,
С Зевса сдирая одежды из золота зло и глумливо.
Много рабов, взятых ранее в плен легионами Рима,
Помнили взгляд свой последний на родину страшный:
Пламя пожаров, убитые семьи, насилуют жён нестерпимо
Зверь по прозванию римлянин, жадный, кровавый и бражный.
Этом впредь никогда не не забудется жизнь смерти хуже,
Вместо просторов родной стороны и прекрасного счастья,
Рабовладельцами весь изувечен внутри и снаружи,
Стал говорящей скотиной и мыслящей вещью отчасти.