Колодец. Сборник рассказов
Шрифт:
Незаметно для себя она полюбила Сергея. Сначала это было чувство благодарности, но шли месяцы и Валя поняла, что Сергей стал смыслом её жизни, её радостью и болью, её надеждой. Она жутко боялась его потерять, хотя не говорила об этом.
Когда никого не было дома, плакала и кричала до истерики:
– Господи, я не могу так жить, не хочу жить…Господи, дай мне терпения…я не хочу жить!
И она корчилась на диване в судорогах от душевных мук и сердечной боли. Вдруг одна мысль обожгла и обрадовала: «Умереть на родах». Ведь врачи сказали, что рожать нельзя…
Завела с
– Как хочешь.
А она хотела, она хотела уйти из жизни не самоубийцей.
Врачи схватились за голову, когда Валентина пришла стать на учёт на шестом месяце беременности.
– Что ты наделала?! Ты же не выдержишь. Муж разве не знал?
– Не знал, я ему об этом не сказала.
Сергея вызвали в больницу, объяснили ситуацию.
– Как может умереть? Почему?
– Сердце слабое, операцию тяжёлую перенесла, вряд ли организм выдержит, но аборт делать, конечно, поздно. Придётся рисковать, отправим её рожать в город.
За месяц до срока Валентину положили в городскую больницу. Усиленно следили за её здоровьем, поддерживали лекарствами, хорошим питанием. И вот наступил день, который она ждала со страхом и надеждой – конец всех физических и душевных мук.
Врачи сделали, казалось бы, невозможное. Когда Валентина очнулась после родов, то акушерка показала крохотное, жёлтое, как лимон, существо.
– У вас девочка.
Валя устало закрыла глаза. Силы опять покинули её. Это потом, когда миновал кризис, Валентине объяснили, что девочка такая слабая, потому что мама была на грани гибели.
– Значит, не судьба мне умереть…
Дочку несколько дней не приносили, и Вале вставать не разрешали. Сергею сразу телеграмму она не дала, решила сообщить о рождении дочери, когда станет подниматься.
Он приехал в больницу без телеграммы. Рвался, просился, чтобы пустили в палату, не желая понять, что туда нельзя. Уговорил, чтобы показали Валино окно, и стал бросать камешки. Он уже знал, что родилась дочь, что обе живы. Соседки по палате подошли к окну.
– Ой, это чей-то незнакомый.
А Сергей кричал:
– Позовите Валю, Валю позовите!
– Да это к тебе, Валентина. Подняться сможешь? Мы тебя доведём до окна.
Когда потихоньку подошли к окну, она увидела сияющего, взволнованного Сергея.
– Люблю тебя, Валюшка, люблю и жду! Скорее поправляйся, жду тебя!
Валя показала в окошко два пальца и улыбнулась.
– Да-да, двоих вас жду, и тебя, и дочку!
Нелюбимая
Сноха в этом доме, как говорят, пришлась не ко двору. Нет, не о такой невестке мечтали родители жениха: хрупкая, тоненькая, да к тому же из небогатой семьи.
– То не работница в хозяйстве, ей бы только книжки читать. Грамотная шибко, – недовольно бурчал свёкор.
– Да это уж точно, поди и корову не выдоит, и свиней не управит, козам сена не надёргает. Кур, уток да гусей кормить – это она только и сможет. Ишь, худющая, того и гляди переломится. – вторила свекровь.
Сами они были «старой закваски». Любили говорить о себе так:
– Мы покончали восемь классов на двоих,
Галя действительно корову доить не умела, но очень скоро научилась. Её проворные руки успевали повсюду. Ошиблись свекры – на хрупкие плечи невестки можно было смело свалить все заботы по хозяйству, но ближе от этого она им всё-равно не стала. Внешне отношения вроде выглядели нормальными, скандалов не случалось, а в душе веяло холодом от сознания того, что под одной крышей собрались чужие люди.
Любовь Галинки к мужу помогала забыть колкости и косые взгляды его родителей. А те постоянно давали понять: ты, «голуба», если не успела что-то сделать – очень плохо, а если и сделала, то не так. Самым безнадёжным было то, что свекры искренне считали себя правыми, а её виноватой во всех хозяйственных мелочах. Даже если молоко прокисло – значит, сноха не вовремя его в холодильник поставила.
Других забот они не знали, все интересы жизни сводились к собственному двору, а меркой благополучия служили слова – «живём не хуже людей».
Резкая перемена в отношениях произошла, когда молодые сказали, что скоро у них будет ребёнок. Галя заметно округлилась и через пару месяцев готовилась стать матерью. Старики-свекры не позволяли ей поднимать тяжёлое, взяли на себя заботу по хозяйству.
Первенец сын родился довольно крупным, почти на четыре килограмма, и горластым. День «перепутал» с ночью. К третьему месяцу Галина с ним совсем извелась. Лицом Юрка был «вылитый дед», как говорила свекровь, чем завоевал внимание кровной родни. Они любили с ним «сюсюкаться» на непонятном «детском» языке, гремели погремушками, целовали. А на долю молодой мамы осталось купать, стирать, укачивать, гулять с сынишкой. Ночью тоже сама к нему вставала под мерный храп остальных.
Муж большой пылкости в отношениях не проявлял и дополнительными заботами по дому себя не обременял. Галина никогда не упрекала его за это, а молча и спокойно, даже как-то незаметно тянула «семейный воз». Удивление её от повышенного внимания свёкров во время последних недель перед родами сменилось ясным пониманием того, что к ней так бережно относились, как относились бы к стельной корове или козе перед окотом. Просто старики привыкли заботиться о приплоде. Поэтому невестка и удостоилась их хорошего обхождения. Потом же всё стало на свои места: постоянные придирки, упрёки, нескрываемая неприязнь к Галине.
Только внук вызывал на их лицах улыбку. Он подрастал, пухленький, розовощёкий, а молодая мама снова похудела, словно с молоком отдавала сыну свои силы, румянец и алую вишнёвость губ.
Однажды утром Галинка собралась сходить на рынок. Юрка спал, покашливая во сне – простыл, наверное. Было ему чуть больше года. Вернувшись с рынка, она застала мужа навеселе – к нему приехал друг детства и Михаил быстренько организовал стол. Сынишка сидел на полу, играл орешками – дядя гостинец привёз – и жевал очищенные.