Колокол по Хэму
Шрифт:
В воскресенье мы не занимались „Хитрым делом“. Во всяком случае, для меня поручений не нашлось.
Всю вторую половину дня в финке продолжалась массовая вечеринка – в бассейне и рядом с ним купались и загорали люди, из-за жалюзи доносился звон бокалов, витал запах жареной свинины, приезжали и уезжали автомобили. Среди гостей я заметил братьев Ибарлусия и еще с полдюжины игроков хай-алай, нескольких эмигрантов-басков, Уинстона Геста и других состоятельных спортсменов, в их числе Тома Шелвина, а также
Утром я спросил у Хемингуэя, можно ли добраться до Гаваны каким-либо транспортом, кроме автобуса.
– Зачем? – спросил он, вероятно, имея в виду, что в воскресенье утром городские бары закрыты.
– Хочу сходить в церковь, – ответил я.
Хемингуэй фыркнул.
– Можешь брать „Линкольн“, когда он не нужен мне, Хуану и Марте. Еще есть старый „Форд-Купе“, но сейчас он в ремонте. Либо езжай на велосипеде, который мы купили для Джиджи.
– Так будет лучше всего, – сказал я.
– Не забывай, до окраин города десять миль, – предостерег меня писатель. – А до Старой Гаваны – все двадцать.
– Велосипед устроит меня как нельзя лучше, – повторил я.
Я отправился в путь ближе к вечеру, когда вечеринка была в самом разгаре, и позвонил Дельгадо из телефона-автомата на Сан-Франциско де Паула. Мы встретились в явочном доме.
– Вчера вы вдвоем совершили знатное путешествие, – сказал мне коллега по ОРС, как только мы вошли в темную жаркую комнату. На Дельгадо был белый костюм; под льняным пиджаком – только нательная майка. Из-за пояса высовывалась рукоять пистолета.
– Вы то и дело попадались мне на глаза, – упрекнул я.
Дельгадо потер подбородок:
– Хемингуэй меня не заметил.
– Хемингуэй не заметил бы ничего, даже если бы за ним шел трехногий осел, – сказал я, подавая ему рапорт в запечатанном конверте.
Дельгадо сломал печать и углубился в чтение.
– Господин Гувер предпочитает, чтобы рапорты были напечатаны на машинке, – заметил он.
– Этот документ предназначен лично для директора, – сказал я.
Дельгадо поднял глаза и оскалил длинные зубы.
– Я обязан просматривать все, что ему направляют. Тебя это беспокоит, Лукас?
Я сел в кресло напротив Дельгадо. Было очень жарко, меня мучила жажда.
– Кто те двое, что следили за мной до финки в пятницу и вчера ехали за нами в „Бьюике“?
Дельгадо пожал плечами.
– Сотрудники местного отделения ФБР? – допытывался я.
– Нет, – ответил Дельгадо. – Но тот высокий человек, который шел за вами пешком, служит в Кубинской национальной полиции.
Я нахмурился.
– Какой еще высокий человек?
Дельгадо заулыбался
– Я так и знал, что ты его не заметишь. Именно потому мне поручили прикрывать твою задницу, Лукас. Ты слишком увлекся выпивкой на пару с этим писателем-алкоголиком. – Он вновь взялся за мой рапорт. Его улыбка увяла. – Ты это серьезно? В тебя действительно стреляли из снайперской винтовки?
– В меня или в Хемингуэя. Или в любого другого участника нашей дурацкой затеи.
Дельгадо посмотрел на меня:
– Как ты думаешь, кто это был?
– Где вы находились ночью в пятницу?
Он вновь заулыбался.
– В лучшем борделе Гаваны. И, Лукас… если бы я стрелял в тебя, ты уже был бы мертв.
Я вздохнул и смахнул пот с ресниц. Я слышал голоса детей, возившихся в кустах неподалеку от дома. В небе прогудел самолет. Воздух был наполнен вонью бензинового выхлопа, запахом моря и нечистот.
– Завтра Хемингуэй даст мне машинку, – сказал я, – оформлять документы „Хитрого дела“. Мой следующий рапорт Гуверу будет напечатан на машинке.
– Вот и славно, – отозвался Дельгадо, вкладывая рапорт в конверт. – Мы ведь не хотим, чтобы тебя уволили из ОРС и Бюро из-за того, что ты не сумел раздобыть машинку?
– У нас есть еще дела? – спросил я.
Дельгадо покачал головой.
– Уходите первым, – сказал я.
Убедившись в том, что он покинул дом, свернул за угол и исчез из виду, я вернулся в дальнюю комнату, снял половицу и вынул из образовавшейся ниши сверток, который спрятал там при предыдущем посещении дома. Я осмотрел пистолеты, ища следы влаги – оба были сухими, если не считать фабричной смазки, – потом уложил „магнум“ обратно, а „смит-и-вессон“ очистил от масла, зарядил, оставив пустым одно гнездо барабана, сунул в карман пиджака две пачки патронов и поглубже заткнул револьвер за пояс, чтобы он не мешал мне крутить педали.
После этого я отправился на поиски открытого кафе.
Прежде чем вернуться в финку в густом потоке транспорта, я намеревался выпить не меньше трех бокалов лимонада со льдом…
Как только „Пилар“ вошла в Гольфстрим, мы попали в сильное волнение. Барометр падал все утро, с северо-востока надвигались темные облака. На яхте Хемингуэя не было рации, однако прогноз, написанный мелом на стене сарая для наживки у причала, извещал о приближении атмосферного фронта и сильных грозах во второй половине дня.
– Лукас! – рявкнул Хемингуэй с ходового мостика. – Поднимайся сюда!
Я взобрался по лестнице. Хемингуэй стоял за штурвалом, широко расставив босые ноги. Уинстон Гест держался за поручень, а Ибарлусия допивал очередную банку пива под навесом рубки. Первый помощник Фуэнтес по-прежнему сидел впереди, положив босые ноги на ограждение, а Хемингуэй правил навстречу высоким волнам.
– Не хочешь перекусить, Лукас? – спросил писатель. Его кепка с длинным козырьком была надвинута на глаза.