Колокол по Хэму
Шрифт:
– Лукас! – Хемингуэй был встревожен, но держал себя в руках. – Возьми „томпсон“!
Я уже соскользнул по трапу и бежал к ближайшему оружейному ящику. Я вновь поднялся на палубу, захватив не только автомат – дистанция была слишком велика для стрельбы из него, – но и одну из автоматических винтовок „браунинг“, имевшихся на борту. Эти массивные винтовки, приводимые в действие сжатым газом, лишь недавно появились на „Пилар“ взамен пулеметов 50-го калибра.
Хемингуэй плыл навстречу сыну. И акулам.
Я поднял „браунинг“ и положил его
– Все в порядке, малыш, – сказал Хемингуэй Грегори. – Успокойся. Брось в акул чем-нибудь, чтобы отвлечь их, и плыви ко мне.
Сквозь прицел „браунинга“ я увидел, как мальчик, окунувшись в воду с головой, делает что-то со своим поясом. Мгновение спустя он швырнул в приближающихся акул три или четыре мелкие рыбы и поплыл прочь от рифа со скоростью Джонни Вейссмюллера.
Хемингуэй встретился с Грегори на полпути и поднял его себе на плечи, стараясь, чтобы в воде оставалась как можно меньшая часть его тела. Потом он размашистыми гребками поплыл к шлюпке. Фуэнтес изо всех сил гнал „Крошку Кида“ им навстречу, и все же между ними оставалось сорок-пятьдесят ярдов открытого пространства.
Я снял „браунинг“ с предохранителя, дослал патрон в ствол и прицелился чуть выше головы мальчика. Акулы задержались у самого рифа и, взбивая бурлящую воду плавниками, начали рвать рыбу друг у друга. Хемингуэй продолжал плыть с мальчиком на спине, время от времени оборачиваясь и потом глядя на меня. Как только они поравнялись с „Крошкой Кидом“, Фуэнтес помог ему поднять в шлюпку всхлипывающего Грегори, и только убедившись в том, что мальчику ничто не угрожает, Хемингуэй сам выбрался из воды.
Потом, уже на „Пилар“, он негромко спросил меня:
– Почему ты не стрелял?
– Акулы были слишком далеко, а Грегори заслонял их.
Если бы они пересекли риф, я бы открыл огонь.
– „Браунинги“ только что доставили на яхту, – заметил писатель. – Мы еще не учились стрелять их них.
– Я знаю, как ими пользоваться, – сказал я.
– Ты хорошо стреляешь, Лукас?
– Да.
– Ты смог бы прикончить этих трех бестий?
– Вряд ли, – ответил я. – По крайней мере, не всех.
Вода – лучшая преграда от пуль, а акулам, чтобы добраться до вас, было бы достаточно перед нападением нырнуть на два метра.
Хемингуэй кивнул и отвернулся.
Через несколько минут Грегори признался, что держал на поясе рыб, и Хемингуэй начал при помощи слов выбивать дурь из его головы. Воспитательный процесс продолжался весь обратный путь до Кохимара.
Глава 18
– Твой донесения не стоят выеденного яйца, Лукас, – заявил Дельгадо, от которого не укрылся тот факт, что за несколько недель не было сделано практически ничего.
– Мне очень жаль, – отозвался я. Я не мог, да и не хотел
– Я серьезно. Можно подумать, я читаю сценарий одного из дурацких фильмов Энди Харди. В котором не участвует Джуди Гарланд.
Я пожал плечами. Мы встретились на тупиковой дороге, ведущей из Сан-Франциско де Паула. Дельгадо прибыл на мотоцикле, я – пешком.
Дельгадо сунул мой рапорт на двух страницах в свою кожаную сумку и забрался в седло.
– Где сегодня Хемингуэй?
– На яхте с сыновьями и парой друзей, – ответил я. – Опять гоняется за „Южным крестом“.
– Тебе удалось услышать что-нибудь по рации яхты?
– Ничего. Ни одной передачи с абверовским шифром.
– Как же ты оказался на берегу, если Хемингуэй в море?
Я вновь пожал плечами:
– Он не пригласил меня с собой.
Дельгадо вздохнул:
– Ты позоришь звание разведчика, Лукас.
Я промолчал. Дельгадо покачал головой, завел двигатель и уехал, оставив меня в облаке пыли. Я дождался, пока он исчезнет из виду, и вошел в густой лес у заброшенного сарая.
Там меня ждал Агент 22 с маленьким мопедом, на котором он зачастую следил за лейтенантом Мальдонадо.
– Слезай, Сантьяго, – велел я. Юнец спрыгнул на землю и, как только я сел на мопед, устроился за моей спиной.
Он обхватил меня руками за пояс. Я обернулся и посмотрел в его темные глаза.
– Сантьяго, зачем ты это делаешь?
– Что делаю, сеньор Лукас?
– Помогаешь сеньору Хемингуэю… рискуешь… может, это кажется тебе игрой?
– Это не игра, сеньор. – Голос Сантьяго звучал вполне серьезно.
– Тогда зачем?..
Он отвернулся к сараю, но я успел заметить слезы в его темных глазах.
– Слово, которым называют сеньора Хемингуэя… в общем, я называю его так же. Человеком, которого у меня никогда не было.
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, о чем он говорит.
– Папа?
– Si, сеньор Лукас, – отозвался мальчик и посмотрел на меня. Его худые руки крепче обхватили мой пояс. – Когда я хорошо выполняю его задания или хорошо играю при нем в бейсбол, Папа смотрит на меня, и в его глазах появляется такое выражение, как будто он смотрит на одного из своих сыновей. И тогда я представляю – только на мгновение, – что я тоже могу назвать его папой, и что это взаправду, и что он обнимает меня так же, как своих собственных детей.
Я не знал, что сказать.
– Пожалуйста, будьте осторожны с мопедом, сеньор Лукас, – велел мне десятилетний мальчишка. – Он нужен мне, чтобы вечером следить за Бешеным жеребцом, а когда-нибудь я должен буду вернуть машину джентльмену, у которого ее позаимствовал.
– Не беспокойся, – заверил я его. – Я ведь ничего не сломал, правда? Держись крепче, дружище. – Крохотный мотор с треском завелся, и мы, набирая скорость, помчались по дороге вслед за Дельгадо.