Колокол. Повести Красных и Чёрных Песков
Шрифт:
Почти слово в слово пересказано здесь письмо Мубада к Шахру… Да, много лет прошло с того знаменитого пира. Совсем старым стал Мубад, а ничего на свете нет хуже старых шаханшахов. Они уже не могут с аппетитом есть, хорошо спать, громко смеяться… многого не могут они. И Ахриман прочно поселяется в их душах, вытесняя последние остатки Ормузда…
Шахру, прочтя письмо, так и не смогла вымолвить ни слова. Зато весь Махабад загудел от негодования. Все вокруг кричали, размахивали руками друг перед другом и подпрыгивали в ярости, хватаясь за кинжалы. Но Зард и бровью не шевелил. Он знал
Тогда подошла к нему сама Вис, царская дочь. Она обошла удивленного Зарда, осмотрела его со всех сторон.
— Ты, я вижу, умный человек, — сказала Вис. — Все у вас в Мерве такие, да?
— Я — Зард, вождь и советник шаха, не ведающий боязни, — ответил он гордо. — И конь мой — вороной!
— Ай, молодец! — похвалила его Вис. — А не можешь ты мне сказать, что любезней молодой красивой девушке: упругий стройный кипарис или бесплодный дряхлый ствол?
Зард только хлопал глазами.
— Так садись на своего вороного коня, поезжай в свой Мерв и спроси это у того старого дурака, который тебя послал… Только пустись, как стрела из лука, да! А то приедет с охоты мой дорогой муж Виру, и у нас двойной праздник будет: свадьба и похороны одного невежды!..
Зарду ничего не оставалось делать. Снова загрохотали камни в горах, поднялась пыль, и когда она постепенно рассеялась, шаханшахский посол был уже далеко за пределами страны Мах. А толпа царских гостей и родственников (в Махабаде все — родственники) уже рассаживалась по коврам, громко восхваляя необыкновенный ум и рассудительность Вис…
Нет, не желтым стало лицо шаханшаха Мубада, когда выслушал он своего брата и посла Зарда. Оно стало зеленым. Сначала закипел он, как струя неперебродившего вина в тазу, а потом зашипел, как парфянская кобра. И сразу слева и справа послышался скрип. Это скрежетали зубами от гнева шахские придворные…
Давно прошло время мудрых примирительных пиров в шахском саду, когда окружали Мубада веселые незлопамятные люди. Теперь он ел наедине, подозрительно принюхиваясь к пище. Вина и мяса Мубад и не видел. Один отварной рис без соли позволяли ему врачи. Спал он тоже плохо, а об остальном и говорить не приходится. Где уж тут было ждать от него доброты и государственного благоразумия!
Зато он нашел в другом удовлетворение, и тут уже не знал воздержания. Слишком много злобы накопилось в нем от отварного риса. На золотом троне теперь сидел Мубад, и чтобы зайти к нему, нужно было ползти на животе от самых ворот дворца. Одежду он тоже носил только золотую, и все окружающие были в золоте. А когда очень уж противным становился ему отварной рис без соли, он приказывал отрубить голову какому-нибудь врачу, и голый рис казался ему тогда душистым пловом…
Между тем скрежет вокруг шахского трона усиливался. И Мубад дал знак говорить.
— Шахру осмелилась нарушить слово, жену владыки выдать за другого! — начали слева.
— Звезду, что светит шахскому двору, — твою жену как мог отнять Виру! — подхватили справа.
— Не только брату не дадим сестру, но отберем и царство у Шахру! — угрожающе подсказали слева.
— На землю Мах, всесилен и жесток, из тучи грянет гибели поток! — перебили
— Едва в ту землю вступит наша рать, начнем страну громить и разорять! — дрожа от преданности шаханшаху, взвизгнули слева.
— Повсюду будет литься кровь расплаты, все люди будут ужасом объяты! — рычали справа.
Так началась эта война. Мубад, может быть, и собрал бы остатки своего благоразумия, но шаханшахов всегда окружают люди, стремящиеся доказать, что болеют за его дела больше самого шаханшаха. И поди разберись, кого теперь винить за это — шаханшаха или его окружение…
ВОЙНА
Мир заболел куриной слепотой,
Источник солнца был в пыли густой…
Велел, чтоб вышли с войском боевым
Табаристан, Гурхан и Кухистан,
Хорезм, и Хорасан, и Дехистан,
Синд, Хиндустан, Китай, Тибет, Туран,
И Согд, и земли сопредельных стран.
До нас не дошло, таким образом, войска каких еще сопредельных государств участвовали в походе шаханшаха Мубада на Махабад. Не сохранилось и подробностей похода: могли ли солдаты менять пропотевшее белье во время марша через пустыню, завелись ли у них нехорошие насекомые, и многое другое. Авторы того времени не акцентировали внимания читателя на трудностях войны. Известно только, что Мубад не застал врасплох махабадцев. Узнав о его замыслах, Виру выставил объединенные силы Истарха, Хузистана, Исфагана, Азербайгана, Рея и Гиляна.
Как две горных цепи, встали войска друг против друга на отведенной для войны равнине. Удивление вызывало, как может земля вынести на себе столько людей и железа. В должном тактическом порядке построили свои армии Мубад и Виру: середина каждой была как булатный кинжал, а крылья напоминали рычащих львов.
И только первый луч Солнца ослепил темную землю, мир вздрогнул и отпрянул в ужасе. Это взревели боевые трубы! Все, что было живого на земле, попадало от их рева. Сама Природа пустилась бежать из этих мест. А трубам уже вторили грозные барабаны, вопили изумленные горны, плакали литавры и жалобно стонал сантур [125] .
125
Сантур — струнный музыкальный инструмент.
Но все было ничего, пока с обеих сторон не приказано было поднять над войсками овеянные славой знамена со львами, орлами, симургами, павлинами и другими благородными животными. И тогда закричали в ярости воины, затрубили боевые слоны, зарыкали львы, заревели верблюды, заржали лошади и мулы. А опытные полководцы все еще не давали знака к битве. Они ждали, пока достаточно покраснеют глаза у солдат. По их приказу шум был усилен. И только, когда глаза героев засверкали, как дорогие рубины на перстнях красавиц, Мубад и Виру махнули платками. Вздрогнула и пошатнулась земля, а пыль поднялась до самой Луны.