Колокола Истории

Фурсов Андрей Ильич

Так что же получается? Антикапиталистическая революция или антикапиталистическая эволюция мира предполагает устранение, уничтожение коммунизма? Или, иначе, падение коммунизма есть первый шаг в антикапиталистическом повороте Запада (и мира)? Разрушение коммунизма — первый приступ антикапитализма, и русские опять впереди планеты всей, как и в начале XX в., и Россия — опять та страна, которую не жалко использовать для эксперимента? «Антикапитализация» мировой системы предполагает реанимацию «зон хаоса»? Но не грозит ли тогда этот процесс, по крайней мере для этих зон, уже просто асоциализацией? На эти вопросы я попытаюсь ответить позже. Сейчас я хочу еще развернуться к русскому трио великих функционалов XX в. Они подвели многие итоги XIX в., развеяли пепел выгоревшей и отработанной субстанции и овладели функцией, вцепившись в нее мертвой хваткой.

Эту хватку смогла расцепить только НТР.

Россия — наследница европейского XIX в.? Похоже. Но упаси Бог — не от наследия, от такого типа наследования. Бог не упас. Может, потому что русский бог, как писал П.А.Вяземский, это:

«Бог бродяжных иноземцев, К нам зашедших за порог, Бог в особенности немцев, Вот он, вот он русский бог».

Для «патриотического сознания», конечно, соблазнительно лишний раз свалить все на иноземцев — татар и латышей, немцев и евреев, но такой подход и есть самый русофобский. Ведь если «малый народ» все время командует «большим народом», то значит никакого «большого народа» нет, а есть большой воск. Или что-то похуже. Нет, дело не в иноземцах, а в том, что было некое пустое место, которое и заняла Функция Капитала (свято — как и несвято — место пусто не бывает), ставшая в XX в. русской истории Русским Богом.

Но штука-то в том, что место для этой функции готовили и подготовили вся эволюция Русской Системы и особенно XIX в. русской истории. Ведь не случайно гоголевская птица-тройка (Россия) была пустой, в ней никого не было, она неслась сама по себе, не давая ответа, куда несется «по-над пропастью». Субстанционального ответа во властецентричном, властно, а не материально-собственнически ориентированном развитии Русской Системы и быть не могло. Это отсутствие, помимо прочего, и свело Гоголя с ума — он не хотел видеть ответ в тех типах-функциях, которые изобразил в «Мертвых душах». А они-то и были предтечами функционального ответа XX в. Гоголю. Ответил Ленин. Поэтому Розанов, умирая, имел все основания выдавить из себя нечто вроде: «Ты победил, проклятый хохол». Но хохол не победил, он был побежден — тем, чего всю жизнь боялся. И это что-то явилось в виде функции капитала, самый законченный облик которой оказался русским ликом. И если русским богом XX в. стала функция капитала, то богом самой этой функции в XX в. стал русский коммунизм.

В конце XIX в. Ницше возвестил: «Бог умер». Да, умер субстанциональный Бог. В конце XX в. умер функциональный Бог (или, если угодно, Антибог, но в данном контексте это различие значения не имеет). И если коммунизм (марксизм) для Капиталистической Системы выполнял ту же функцию, которую для Европейской цивилизации в целом выполняло христианство, то падение коммунизма (и марксизма) как последнего прибежища «христианства освобождения» («бородатый Чарли» лишь сместил фокус освобождения с сердца, как это было у Христа, на желудок; марксизм и есть «ожелудочивание» христианства), как последней надежды низов и части средних классов на их прогресс, означает: кончилось или заканчивается на наших глазах нечто очень важное. Но провалилась Великая Мечта не только низов, но и верхов — либерализм. Круг замкнулся, сражавшиеся друг с другом скелеты рухнули в пропасть. Их нет. Пропасть — осталась. Спастись не удалось — ни по «линии Христа» (сердце), ни по «линии Маркса» (желудок), ни по «линии Фрейда» (детородные органы; «сексуальная революция» оказалась самой короткой из всех — как оргазм). Остается спасаться и утешаться по «линии Эйнштейна» — все относительно. Но такое спасение смертельно для европейца.

Кризис рубежа XX–XXI вв. и двух тысячелетий по «принципу конструкции» оказывается похожим на матрешку или даже на секрет «Кощеевой смерти»: за коммунизмом скрывается капитализм, за капитализмом — христианство и христианский исторический субъект, Европейская цивилизация в целом — наиболее субстанциональная из исторически известных. В этом смысле капитализм — и высшая стадия, и зияющие высоты европейской цивилизации, ее «воля к смерти», игла ее смерти. Ну а коммунизм — игла смерти капитализма.

Ах, как недальновидны аплодирующие смерти коммунизма и полагающие, что вслед за этим открывается дверь в светлое капиталистическое будущее — нужно только дернуть за веревочку. Дверь-то

открывается, но куда? И кто там, за этой дверью? Героиня одной сказки, словно по иронии судьбы носившая шапочку красного цвета, дернула. «Гамлетовским» — и последним — вопросом этой героини был: «Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?» А счастливый конец вопреки всему — это только в сказках.

Так что же, учение о «партии нового типа» (и «всеобщая организационная наука»), теория относительности и абстрактное искусство — это «знаки на стене» не только капитализма, но и Европейской цивилизации? Символы того, что время не только капитализма, не только Современности, но и Европейской цивилизации изогнулось, сплющилось и потекло, подобно часам на картине Дали? Похоже. Но это совершенно особая тема. В любом случае: кризис капитализма — вызов, брошенный Историей Европейской цивилизации, господствующим группам современного Запада. Да и не только Запада, но и России. Здесь мы и они «скованные одной цепью». Но об этом позже.

Таким образом, коммунизм помимо прочего есть компромисс между Капиталистической Системой и Русской Системой по поводу евразийского пространства, которое капитализм в начале XX в. не мог освоить и взять, но и не мог оставить и отбросить. А самодержавие в начале того же века достигло предела в структуризации этого пространства и уперлось в комплекс неразрешимых для него вопросов. В этом смысле коммунизм стал результатом стихийного совместного творчества двух систем — Капиталистической и Русской — в поисках решения очень русской — но не России, а капитализма — проблемы: «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Коммунизм и стал этим «туда и что».

Но если копнуть глубже, то коммунизм — это результат творческого компромисса на костях населения не только между двумя названными системами, но и между теми, что лежат под ними, служат фундаментом. Речь идет о компромиссе между Глубинной Евразией (Heartland) и Прибрежным Поясом, между социальным пространством и социальным временем Старого Света. Скуластый, с азиатским прищуром гениальный русский европеец Ленин — одновременно субъект, символ и памятник этому творческому компромиссу, который свел воедино две системы. Но сами эти системы суть лишь верхушки двух исторических айсбергов Евразии, о самом существовании которых как исторически значимых, как обладающих особыми и различными пространственно-временными характеристиками и организациями, мы начинаем узнавать лишь сейчас, когда, похоже, стаивают верхушки айсбергов (потому-то исчез результат компромисса между ними) и становятся более различимыми те семь восьмых, что скрываются под водой истории.

XX

Итак, коммунизм прямо, а фашизм и welfare stateкосвенно, помимо всего прочего (поскольку их суть и действия не сводятся лишь к этому), выполняли для капитализма ту функцию, которую в XVIIXVIII вв. выполнял Старый Порядок. Функцию, в которой в течение счастливого (18151871) периода жизни субстанционального капитализма (18151914/1917) не было столь острой нужды. Можно сказать что, по крайней мере, логически, коммунизм это Старый Порядок, вынесенный за рамки исторического ядра капитализма и обращенный против самого капитализма. Но с использованием той идеологии, которая в самой Европе была направлена именно против Старого Порядка! То есть нечто вроде антикапиталистической изнанки Старого Порядка. А раз изнанка, значит все логично: низы господствуют над буржуазией; да и раннеиндустриальность коммунизма как нельзя лучше соответствует Старому Порядку.

В течение 5070 лет коммунизм, фашизм (затем welfare state) и национал-либерационизм каждый по-своему, прямо или косвенно решали в мировой системе капитализма на уровне власти, политики, государства, в социальной и духовной сферах ту проблему, которую капитализм не мог решить на уровне материального производства, до тех пор пока оно было промышленным, индустриальным; пока функциональные аспекты капиталистического производства не имели адекватной формы, носителя в самом материальном пространстве, а потому их полем была прежде всего внепроизводственная сфера, социальные и духовные производительные силы. В течение указанного срока они в целом хорошо справлялись со своей задачей. Ну а время с середины 40-х годов и почти до середины 70-х годов стало периодом полного расцвета социал-функционалов и их соответственных «измов». В этом смысле XX в. был веком не только массового общества, но и «глобального социализма». Впрочем, это две стороны одной медали.