Колокольные дворяне
Шрифт:
Вот послушайте, это история о постройке. Казалось бы, величественный Кремль заложён, имя человека, который это сделал, овеяно почетом. Не тут-то было! В Сибири всякий человек «из центра» – сосланный или наказанный. Или царь.
Гагарин решил стать царем, отделить Россию от Сибири, и поддержка у него была, смешная поддержка, Петр разбил бы ее в момент, но была.
Губернатор сибирский князь Матвей Гагарин. В Тобольск приехал в 1711 году, а в 1714-м Петру Первому донесли, что губернатор крадет. Ревизия обнаружила то ли 300 тысяч, то ли три миллиона рублей недоимок. Но разгневало Петра вовсе не это. Заподозрили в сепаратизме – и голова с плеч! Гагарин
Строителя Тобольского кремля в 1721 году повесили в Петербурге под окнами Юстиц-коллегии, где ветер его потом семь месяцев раскачивал. Вороны глаза клевали, труп на глазах у родственников и всего честн'oго люда разлагался самым непривлекательным образом.
После – целых три года тело сибирского губернатора не предавали земле. Чтоб впредь никому неповадно было, Сибирь – дело серьезное: кто дурное замыслит, тому несдобровать. У нас нет возможности восстановить ход мыслей губернатора, но представить себе реальный масштаб недоимок вполне осуществимо – это 3,7 % бюджета тогдашней России. Эти 3,7 % сегодня – 13 млрд долларов. Понятно, что ни у кого тогда не было и доли сомнения, – писал князь Василий Долгоруков, руководивший Следственной комиссией, – «что Гагарин совершил множество злоупотреблений». Во всяком случае, дознаватели без труда высчитали, что князь Матвей из собранных налогов и податей себе оставлял не меньше, чем сдавал казне.
«Проведал я в подлиннике, – доносил царю обер-фискал Алексей Нестеров, – что князь Гагарин свои и других частных людей товары пропускает в Китай под видом государевых с особенными, от него назначенными купчинами, отчего как сам, так и эти его приятели получают себе превеликое богатство, а других никого к китайскому торгу не допускают».
На пытках Матвей Гагарин вел себя мужественно, ничего не сказал. Донес на него, кстати говоря, его собственный сын.
А деньги? Деньги вовремя переместились в Англию. Сокровища Гагарина до сих пор пытаются из-за границы вернуть. Уплыли.
– Столько драгоценностей ненайденных, российских в том числе… а координаты исчезновений сибирские… – Тут я запнулась, об этом отдельный разговор, всему свое время. – Вас послушать – Сибирь все-таки как аномальная зона. Влияет.
– Да нет, у нас мир и покой. Перевалочный пункт. К нам сюда и колокол сослали в свое время из Углича, в 1591 году… он триста лет вон там на специальном помосте стоял. Ему вырвали язык, колоколу набатному, чтобы не звонил когда не надобно, плетьми высекли… и тягом по земле сюда приволокли. Много народу погибло при перемещении виновника смерти царского наследника царевича Димитрия. Сейчас опустел помост, в 1892 году, в связи с трехсотлетием ссылки, колокол амнистировали. Так что гоголевская повесть «Нос» здесь читается с энтузиазмом. Реалистическая литература, можно сказать, никаких преувеличений.
– А зачем язык колоколу вырвали? Плетьми секли? – Я об этом случае и раньше знала, но, честно говоря, всерьез не относилась, легенда и предание. А тут вот оно как, все настоящее.
– Светлана, пытки на Руси – неотъемлемая деталь. Раз провинился – нужно пытать. Иначе правду не скажет. Никто. Колокол провинился? Колокол нужно пытать. Может, он и говорил что-то, пока его волоком тянули, мы не знаем. Вы обратили внимание, что писались доносы – и на Гагарина, и на Меншикова, и на Долгоруких потом… вон гагаринский сын на отца родного донес… И не удивляло никого. Доносы – так принято было. Испокон веку. Сказал что-то в присутствии двух людей – значит, не сомневайся: оба пойдут и донесут. Если не донести – другой
– Зачем же того, кто донес?
– А вдруг неправду сказал? Пытали, пока показания и свидетельства не совпадут у всех участников мероприятия. Русская традиция, государственный подход: без пыток правды не узнать. Пытали всех, причастных к делу. Виновных казнили с выдумкой. Гагарина не хоронили три года, Долгорукого четвертовали, а он Бога благодарил в молитве, пока в сознании был.
– Но это же восемнадцатый век…
– А вы думаете, многое изменилось? В двадцатом наркомы принимали пулю, без суда и следствия посланную, со словами: «За великого вождя, за Сталина!» Может, так умирать проще.
– Мы с вами ничего не можем знать о том, как и кому проще умирать. В данном случае они принимали насильственную смерть. Не допев и недолюбив.
– И те, кто так часто об этом говорит, – тоже ничего не знают. История колокола более или менее ясна. Остальные события – чаще всего плод интерпретаций. Не фантазий, а вот именно интерпретаций.
Истории царей мы еще как-то восстанавливаем. На то и цари! Нам это важно. Только это и важно. На Руси царь – святое. Не было бы царей – ни одного факта неопровержимого не дошло бы. Царь – столбовая веха. Отменили царя, балбесы, – и сто лет ни в одном факте сойтись не могут. Кто победил, кто проиграл, с кем и за что боролись. Перемалывают тему сталинских репрессий. Будто бы до Сталина недостаточное количество ужасов произошло.
Перед революцией в царя Николая Второго и императрицу Александру Федоровну злопыхатели вцепились мертвой хваткой. Оболгали, оговорили. Хоть кто-то задумался, что будет, если с ними расправиться? Это же не Европа, это Россия. Языческая, мистическая, православная, не поддающаяся объяснениям по причине вширь раскинутых территорий – и разных народов, ничем, кроме царя, не связанных. Плюс предубеждения, с материнским молоком всосанные.
Архимандрит Гермоген Долганов – тот великий человек был. Личное для него на второй план отходило. Пока разделял взгляды Распутина – он поддерживал Распутина, уловил неправду – и перестал поддерживать. И что? В Сибирь его тут же сослали, то есть перевели в другую епархию. В места, не столь отдаленные.
Гермоген зла не затаил. Жизнь за царя отдал. Он единственный, кто действительно пытался что-то конкретное сделать, остальное все разговоры. Бантики. Утопили истинно верующего праведника и философа, и мощи его сейчас в этом самом Софийском соборе. У нас в Тобольске. Святой Гермоген канонизирован, и тут я согласен, хоть сам атеист отчасти. Как бы это объяснить… Я знаю, что Бог есть. Но готовности не чувствую для истинной веры.
– У нас много общего. Я такие вещи и вслух кому-то боюсь сказать, я тоже «знаю» и тоже не готова. Хотя и странно это, на первый взгляд.
Матушка, жена моего прадеда, происходила из семьи Сеньтяшевых – священников, ведущих свой род от владимирских князей. Лидия Ивановна Сеньтяшева. Генеалогическое древо мое как раз с того самого колокола, который к вам сослали, а потом реабилитировали, и начинается. Семинарист Алексей Васильев женился на дочке своего преподавателя. Приход свой, церковь Благовещенскую, потом в наследство от него получил. Выгодно женился, можно сказать.
Вот и продолжаемся мы от них, от священнослужителей, от колокольных дворян и дворянок, каким бы ироническим ни было это прозвище. То ли упали с колокола, то ли звонили в него, но ни в чем дурном не замешаны.