Коломна. Идеальная схема
Шрифт:
Следователь перебил: — Благодарю вас, эту историю я выслушал сегодня и даже более убедительно изложенную. А какие, скажите, отношения между вашей супругой и Петром Александровичем?
— На что вы намекаете? — Колчин лишь спросил, без возмущения. — Я измучен, зачем вы подлавливаете меня. Хорошие у них отношения, знакомы с детства. Тут вы ничего не найдете. Я своей жене доверяю безоговорочно, а Петр Александрович — мой ближайший друг. И дело у нас общее. К тому же, именно Петр Александрович содействовал нашему браку.
— Оставим это, — согласился Копейкин. — Но ключи передала все-таки Катерина Павловна, и, полагаю, по секрету от вас. Мне настоятельно
— Для чего? Что нового она может сообщить вам? Она уж точно Самсонова знать не знала. Почему вы не поговорите с самой Любовью Васильевной? Вас-то к ней пропустят, не при смерти лежит.
— Состояние Любови Васильевны ухудшилось, видите, вы даже этого не знаете. Так я навещу Екатерину Павловну завтра в первой половине дня.
Следователь поднялся, Колчин продолжал сидеть:
— Вы не слышите, когда вам говорят «нет», я не знаю, что делать в таком случае. Препятствовать вашему визиту я не имею права, так? Это официальный визит?
— Сергей Дмитриевич, вы сейчас приедете домой, выпьете коньяку, выспитесь, и все предстанет в другом свете, право, не стоит волноваться, — следователь поднимал Колчина со стула чуть ли не силой; проводил до дверей, слегка придерживая под локоть.
Оставшись в одиночестве, Иван Гаврилович порвал на мелкие кусочки четвертушку листа с нарисованными кружочками, вспомнил, как Колчин сидел перед ним и ломал в кармане спичку или щепку, засмеялся, несколько желчно. Пробормотал вслух своему отражению, мелькнувшему в застекленном офорте, висящем на стене кабинета и выдающем тайные амбиции и склонности хозяина:
— А чем мы собственно различаемся с вами, Сергей Дмитриевич, уважаемый. Нет, шалишь, голубчик, до уважения-то тебе далековато.
6
Красильня продолжала работать, несмотря на треволнения хозяев. Даже новый узор, что придумала Катерина, испробовали, но получалось из рук вон плохо. В городе похолодало, задули сильные ветра, угрожая наводнением. Вода в Екатерининском канале темнела и пенилась. Каждый раз, проезжая на Канонерскую по Могилевскому мосту, Колчин с тревогой разглядывал маленький дебаркадер с привязанной лодкой, по всей вероятности, забытой там хозяином. Волны терзали тонкие стенки суденышка, того гляди, расколют, а хозяин не объявлялся, может, лежал больной, не мог выйти. Колчин загадал, как только лодчонку уберут на зиму, кончатся неприятности. Но несчастная все прыгала в темной воде, стукаясь о дебаркадер плохо закрепленным бортом. Колчин находился в крайне подавленном состоянии, как частенько у него случалось при столкновениях с враждебной реальностью. Гущин не ругал приятеля за неразумное поведение у следователя, это не только ничего бы не изменило, но лишь ухудшило положение, не ровен час, Сергей закроется у себя в кабинете и прекратит всяческое общение с миром на неделю, другую. Петр Александрович по-прежнему считал, что они попали в положение неприятное, но не безысходное, уж никак не трагическое. Как-нибудь устроится. Следователь все равно дурак, но не зверь же, ничего страшного, если он поговорит с Катериной. Катя, кстати, держалась гораздо лучше мужа. Переживала за кузину, боялась, что как только той станет лучше, переведут ее в психиатрическую — для острастки, чтоб не повадно впредь было спичками закусывать. Ездила в больницу убеждать доктора, навещала отца Любаши, врала ему что-то и в панику не впадала. Разве что зачастила в церковь, чего прежде за ней не водилось.
Следователь
Катерина протянула руку Ивану Гавриловичу, что неприятно поразило Колчина, тот нагнулся поцеловать, и жена пояснила:
— Мы познакомились с Иваном Гавриловичем лет пять назад.
Колчин поднял брови, считая неприличным вслух спрашивать, почему жена скрывала знакомство со следователем. Как много нового открылось в Катином характере за последние дни. Он женился на хрупкой наивной девочке, смешливой, нерешительной и отчаянной одновременно, сегодня Катерину не узнать. Не мог же он в ней так ошибаться? Все лодка, нельзя было загадывать. Решительность жены раздражала и угнетала.
— Да-да, Катерина Павловна тогда только окончила гимназию. Мы познакомились на пароходе, они с батюшкой как раз ехали на ярмарку в Нижний, — следователь издавал отвратительные сюсюкающие звуки, не все из них Колчин успевал сложить в слова. — Я и не предполагал, какой сюрприз меня здесь ожидает. Но то, что вы расцветете в настоящую красавицу, предположить было не трудно уже пять лет назад, а точнее, четыре года и пять месяцев.
Катерина усмехнулась, не сказать, чтобы ласково: — Я совсем не чаяла с вами встретиться.
— Конечно, конечно, — заверил Иван Гаврилович, — мои имя и отчество самые обыкновенные, встречаются часто. Даже если Сергей Дмитриевич упоминали, вы не обратили внимания. Но я-то, я-то мог бы навести справки, узнать к кому иду. Знай заранее, не посмел бы придти к вам без букета.
— А разве вы не справлялись о моей девичьей фамилии? Я полагала, что это ваша работа.
Разговор в гостиной все меньше нравился Колчину, и когда следователь попросил предоставить ему возможность переговорить с Катериной Павловной наедине, решительно воспротивился, даже оскорбился. Но Катерина ласково и непреклонно заявила:
— Сережа, Иван Гаврилович за этим и пришел. Я все потом тебе перескажу, тут уж мне никто не указ.
Следователь засмеялся и покачал бритым подбородком — как китайская собачка. Колчин вышел, увидел, что Соня в новом крахмальном фартучке крутится у дверей, явно подслушивая, но не сделал ей замечания, а направился в кабинет. Посидел там минуту-другую, взглянул на голову лося, она рыхлыми губами тотчас напомнила ему следователя, выглянул в коридор — Соня оставалась на посту — спросил кофе с гренками и сахаром.
— Черт знает что, в собственном доме уж не хозяин. — Взял со стола свежий немецкий журнал, набитый формулами, раскрыл, но если бы держал вверх ногами, ничего не изменилось бы, читать Колчин не мог. Даже любимые формулы.
В гостиной разговаривали вполголоса. Папоротники и фикусы притихли в эркере, Соня под дверью, но слова терялись в коврах и портьерах. Копейкин придвинулся к дивану, сидел наклонившись вперед, заплетя ноги вокруг ножек стула, Катерина напротив откинулась назад и слегка отворотилась.