Колосс поверженный. Красная Армия в 1941 году
Шрифт:
Давая дальнейший обзор немецких взглядов на предстоящую войну и прокомментировав другие немецкие приготовления, атташе утверждал:
«В заключение можно сказать, что примечательное „затишье“, неопределенность по поводу Гесса и замалчивание прессой этого вопроса, усилившиеся передвижения немцев и наглое поведение румынской прессы дают нам право задуматься о продолжающихся приготовлениях немцев к войне с нами».
По мере того как дата приведения в исполнение операции «Барбаросса» становилась все ближе, идущие густым потоком сообщения от атташе стали еще более настойчивыми и точными. 11 июня адмирал Кузнецов передал донесение из Бухареста:
«Докладываю сведения, полученные от наших коллег в Бухаресте:
1. Из офицерских кругов хорошо известно, что румынской армии и авиации был отдан приказ быть 15 июня готовыми к наступательным действиям.
Судя по сведениям из Бухареста, подготовка к военным действиям идет очень интенсивно. Однако румыны не будут готовы к назначенному сроку…
2. Румынские военные даже не
3. Передислокация на север немецко-румынских войск, и особенно артиллерии, продолжается». [499]
499
И.З. Евгеньев. Военные разведчики докладывали… // ВИЖ, № 3 (март), 1992, 41–42.
За два дня до нападения атташе Красной Армии в Софии (Болгария) сообщал об угрозе еще точнее:
«Военное столкновение ожидается 21 или 22 июня, и 100 немецких дивизий дислоцированы в Польше, 40 — в Румынии, 6 — в Финляндии, 10 — в Венгрии и 7 — в Словакии. В целом всего 60 моторизованных дивизий. Прилетевший из Бухареста курьер говорит, что мобилизация в Румынии была завершена, и там ожидают войны в любой момент. В настоящее время в Болгарии дислоцировано 10 000 немецких войск». [500]
500
Там же, 42. Телеграмма была получена 9-м отделом ГРУ 20 июня в 15:00.
В тот же день в соревнование вступил Рихард Зорге с последним предвоенным сообщением ГРУ о немецких намерениях и потенциально опасной в военное время позиции Японии. 20 июня 1941 года он радировал из Токио:
«Немецкий посол в Токио Отт сказал мне, что война между Германией и Советским Союзом неизбежна. Германское военное превосходство делает вполне вероятной возможность уничтожения последней большой европейской армии, потому что до настоящего времени стратегические оборонительные позиции СССР хуже, чей во время обороны Польши.
[Источник] сообщает, что японский Генеральный штаб уже обсудил, какую он займет позицию в случае войны.
Предположения о японо-американских переговорах и внутренней борьбе между Мацуокой с одной стороны и Хиранумой с другой не сдвигаются с мертвой точки, так как все ждут решения по вопросу об отношениях СССР и Германии». [501]
501
Там же. Это донесение было получено 9-м отделом ГРУ 21 июня в 17:05. Мацуока был японским министром иностранных дел, а Хиранума — представителем японского кабинета.
Находившийся в потоке этой пугающей разведывательно-дипломатической информации капитан 2-го ранга Зайцев, ответственный за отслеживание перемещений атташе в Народном Комиссариате Иностранных Дел, уведомил 19 июня свое начальство, что между 4 и 20 июня все ответственные фигуры из штата военно-морского атташе в немецком посольстве в Москве отбыли в Берлин. И добавил: «Таким образом, в аппарате атташе не осталось никого из известных мне лиц, и это настолько необычно и странно, что я считаю необходимым привлечь к этому ваше внимание». [502]
502
Там же, 41–42.
Существует, однако, серьезный вопрос: попадали ли на самом деле эти переданные по дипломатическим каналам, по линии ГРУ или НКВД или лично Сталину донесения к Народному Комиссару Обороны Тимошенко или к начальнику Генерального штаба Жукову? Жуков в своих воспоминаниях утверждал:
«Знало ли руководство Наркомата обороны и Генерального штаба об информации, которую И.В. Сталин получал по этой линии? Маршал С.К. Тимошенко после войны уверял меня, что он лично ничего не знал. Как начальник Генерального штаба, я также свидетельствую, что не был поставлен об этом в известность». [503]
503
Жуков. Воспоминания и размышления, том 1.
Вполне возможно, так оно и было. Контроль над всей разведкой осуществлял Сталин, сама разведка была чрезмерно разделена на различные ведомства, а диктатор из-за собственной склонности к секретности, вероятно, не делился критически важной информацией со своими всегда им в чем-то подозреваемыми подчиненными. И тем не менее, когда Жуков писал эти слова, он явно лукавил, снимая с себя вину за массированный провал разведки. В распоряжении Жукова была масса средств для сбора информации. Как будет показано ниже, армейские органы имели ясную картину немецких приготовлений к наступлению. Сделанное 15 мая предложение Жукова нанести упреждающий удар по сосредотачивающимся немцам более чем адекватно свидетельствует, что он имел представление о реальном положении дел. Жукову скорее следовало бы сказать, что при тех обстоятельствах он был практически
В целом, хотя собранные разведкой сведения о военных намерениях немцев были более чем адекватными, этого никак нельзя сказать об интерпретации их командованием Красной Армии и политическим руководством страны. [504]
Наиболее частым ранним указателем агрессивных намерений немцев являлся сбор немцами разведданных, который усилился еще в марте 1940 года. После этой даты спорадические нарушения советской воздушной границы немецкой разведывательной авиацией стали практически рутинным делом. В число первоначальных донесений входит и донесение Западного особого военного округа от 17 марта о нарушении советского воздушного пространства 32 самолетами, а также последующие донесения о схожей деятельности из Киевского и Прибалтийского особых военных округов от 4, 9 и 10 апреля. С октября 1939 года по 22 июня 1941 года таких нарушений имело место более 500. [505] Военные округа вполне понимали, что именно происходит, но приказ Сталина и НКО мешал им прореагировать. Например, незадолго до немецкого нападения Прибалтийский особый военный округ уведомил НКО и Генштаб, что немецкие самолеты за 10–15 дней провели разведывательную аэрофотосъемку над его позициями на глубину 100 километров [506] . 19 июня пересекший границу немецкий самолет проник до Проскурова в Киевском особом военном округе и даже совершил посадку, но когда летчиков задержали, они отказались объяснять свои действия.
504
Для понимания реальной картины, нарисованной советской разведкой перед войной, необходимо учитывать, что сам факт подготовки Германии к боевым действиям против СССР ни для кого секретом не являлся и являться не мог. После разгрома Франции в 1940 году вероятность войны между двумя странами была крайне высока, и обе к ней активно готовились, в том числе составляя планы и разворачивая войска. Таким образом, перед советской разведкой не стоял вопрос выявления факта военных приготовлений Германии — она должна была определить лишь время нападения и направление сосредоточения главных сил противника. При этом преждевременное развертывание войск для отражения нападения имело бы негативные последствия как внешнеполитического, так и экономического плана; кроме того, уже занявшие оборону стрелковые соединения лишались мобильности — их уже труднее было бы погрузить в эшелоны и отправить в другое место.
Таким образом, Германия не имела возможности скрыть подготовку к войне — но была заинтересована в том, чтобы дезинформировать СССР относительно направления главного удара и заставить его ожидать этого удара как можно раньше.
Понятно, что истинная дата нападения не могла стать известной до того, как Гитлер принял окончательное решение начать войну с Советским Союзом — а это произошло лишь в начале июня. Таким образом, все более ранние даты в сообщениях советской разведки являлись либо гипотезами, либо следами немецкой дезинформации. Это же относится и к информации о том, что главный удар немцы нанесут на юге, против Украины — германское командование было крайне заинтересовано в том, чтобы отвлечь максимум советских войск от московского направления. Немецкая разведка старалась создать вокруг информации о подготовке к войне максимально насыщенную «шумовую завесу», в которой неизбежно просачивающиеся реальные сведения невозможно было бы отделить от дезинформации. Именно из-за этого советское руководство в конце концов утратило доверие к поступающим из разных источников противоречивым данным — а одновременно позднейшие историки получили возможность, приводя вырванные из контекста отдельные донесения и цитаты из них, доказать все, что угодно. (Прим. ред.)
505
А. Г. Хорьков. Накануне грозных событий // ВИЖ, № 5 (май), 1988, 42. О мерах немецкой наземной и воздушной разведки см. также: Начальный период Великой Отечественной войны. Москва: Академия Генерального штаба им. Ворошилова, 1989, 23–24.
506
Там же; Хорьков. Накануне, 42—4–3.
Военные советы военных округов уведомляли о нарушениях Наркомат обороны и пытались предпринять действия для исправления положения. К примеру 18 июня 1940 года генерал Кирпонос, командующий Киевским особым военным округом, издал приказ «О запрещении воздушных полетов», который требовал, чтобы «были приняты меры для принуждения к посадке самолетов, появляющихся в зоне, запретной для полетов». Последующий приказ от 16 июля «О нарушении государственной границы иностранными самолетами» приказывал:
«…в случае любой попытки иностранного самолета нарушить государственную границу должны быть приняты действенные меры для пресечения нарушения… чтобы никакой иностранный самолет не мог появиться над нашей территорией или остаться безнаказанным». [507]
Но нарком внутренних дел вместо приказа военным округам сбивать подобные самолеты выпустил 29 марта (вероятно, по распоряжению Сталина) директиву западным военным округам, запретившую всякое противодействие. Она, в частности, гласила:
507
Там же.