Колотун
Шрифт:
Дед рассказывал, что окно человеку подарил ангел. В старину ведь дома строили вообще без окон. И некая женщина так устала от постоянной темени и копоти от сальных ламп в избе, что стала бегать по двору с решетом, ловя в него солнечный свет в надежде, что сумеет внести в дом. Ангел увидел дурную бабу, взял топор и прорубил в избе окно. Затем выловил в реке рыбину и ее пузырем затянул. С тех пор дома стали строить с окнами и, чтобы отблагодарить ангела, украшать их узорами из дерева. В те времена верили, что ангел по-прежнему присматривает за окнами. А резьба отпугивает злых духов, например того же водяного, что, по рассказам дедушки,
История про ангела Глебу понравилась, а водяной порядком напугал. Тем более что теперь нужно как-то пробраться в дом Фамаиды, который как раз возле Студёнки, и украсть книгу, чтобы утереть нос Вальке.
Залезть в дом Глеб решил ночью. Но мысль, что придется пробираться в темноте, вблизи Студёнки, где обитает кровожадный водяной, да еще и в дом настоящей ведьмы, почти лишала рассудка.
На дворе стояло лето. Окна раскрыты настежь. Больше шансов выбраться из дома незамеченным.
В доме, где жил Глеб, две больших комнаты и одна маленькая – Глеба. В самой большой бабушка и дед. В другой комнате – мама.
Мать Глеба из тех редких женщин, которые видят свою жизнь только в свете преданности мужу и семье. После того как родился Глеб, слепая любовь к мужу и панический страх за судьбу сына превратили ее в тихого параноика. Страх остаться одной превратил ее в блеклую, невзрачную женщину, похожую на засохшую по осени моль.
Отец Глеба дома бывал редко. Постоянно на Севере, в погоне за деньгами. На праздники он отправлял посылки, от которых крепко пахло копченой рыбой. На открытках, которые Глеб получал на дни рождения, были нарисованы либо северные олени, либо огромная воронка в земле – кимберлитовая трубка, на которой работал отец Глеба в городе Мирный.
Отец появлялся дома раз в полгода. Огромный, заросший, как медведь. Спутанная борода, похожая на ягель. Лицо с уже въевшейся в поры грязью. Терпкий запах табака.
Когда приезжал отец, в доме начинался праздник. Забивали порося, для чего приглашали деда Игната.
Дед Игнат бил всю скотину в Колотуне. Говорили, что у Игната рука легкая и скотина не мучается – не успевает. Со свиньями дед управлялся не глядя: даст корму, и пока порося роется носом в корыте, встанет над ней да как треснет обухом топора в лоб!
Затем начиналась пьянка. Подтягивались соседи – на «свеженину». Кто-то бежал через два двора к бабке Марте за самогоном. К вечеру между домами Глеба и бабки Марты гонец курсировал безостановочно.
Русская деревенская пьянка – это не мероприятие, не праздник – это последний день перед апокалипсисом! Не важно, что послужило поводом: похороны ли, свадьба, именины – причина становится не важна после пятой рюмки! Над людьми нависает тяжелый сгусток коллективного бессознательного, и все как один достигают того «дзенского» просветления, когда нет вчера, нет завтра, а есть только этот текущий момент. И несутся песни, щедро скрепленные отборным матом. Сегодня все будут влюбляться в друг друга навсегда, а через пару часов – так же искренне ненавидеть. Возможно, кого-то убьют, если дед Игнат вовремя не достанет старый обшарпанный аккордеон с несколькими выбитыми зубами клавиш. Инструмент тяжело вздыхает мехами, на выдохе сипит и шепелявит, но кто на это станет обращать внимание? Когда же дело доходило до «Черного ворона», отец выходил во двор, мял в гармошку гильзу папиросы «Беломорканал» и звал Глеба.
– Расскажи
– Холодно и красиво, – начинал отец в который раз.
Он рассказывал про лютые, бесконечные зимы, когда из-за тумана кажется, что воздух плотный, словно скатавшаяся вата. Про жаркое лето, но стоит только поскользнуться и сковырнуть мох на земле – под ним окажется грязный лед вечной мерзлоты. Про дома, которые, словно сказочные избушки на курьих ножках, стоят на сваях. Про северное сияние, когда небо кидается зелеными, сиреневыми, красно-розовыми всполохами. Глеб слушал раскрыв рот. Отец казался сказочным персонажем, который был на краю земли и теперь рассказывает ему – девятилетнему Глебке – самые сокровенные тайны.
Иногда Глеб от удовольствия закрывал глаза и представлял себя водителем «БелАЗа» – огромной желтой машины, на которой он вывозит из бесконечной воронки в земле многотонные каменные глыбы. Эти глыбы превратятся в маленькие блестящие камушки, похожие на искорки звезд, что блестят сейчас над головой. Иногда Глебу казалось, что ему холодно, когда отец рассказывал о суровых северных морозах. Постоянный холод, от которого рвутся трубы отопления, глохнут машины. От этого холода белеют щёки и уши.
Но самым страшным Глебу казалось очутиться одному зимой в глухом лесу. Когда только холод и ты. Натянув одеяло до самого носа, Глеб придумывал, как будет выживать, как найдет в кармане короб'oк, но в нём окажется только одна спичка. Глеб наломает звонкого хвороста с деревьев, чиркнет спичкой – пламя трепыхнется, но не погаснет. И тогда веселый костер разгонит в стороны холод, а потом… а потом появится папа и спасет Глебку.
Глеб был единственным ребенком в семье, поэтому, несмотря на постоянное отсутствие отца дома, внимания получил в избытке. Мать чересчур опекала Глеба. Случись какая драка в нормальной пацанячьей жизни, стоит только прийти домой с синяком, мама тут же бежит выяснять, кто именно поставил фингал ее Глебушке.
Из-за такой опеки за Глебом закрепилось обидное прозвище – Стукач. Хотя он ни разу никого не выдал и не говорил матери, кто поставил ему синяк или разбил нос. Но ей не стоило большого труда выяснить, кто обидел ненаглядное чадо. Всех малолетних забияк в деревне она знала, и особенных дедуктивных способностей для расследования не требовалось.
Все, что оставалось Глебу – это мечтать когда-нибудь доказать пацанам, что он не стукач. Или сделать нечто настолько выдающееся, что заставит всех относиться к нему по-другому. Пробраться в дом Фамаиды, да еще выкрасть колдовскую книгу – это точно заставит их уважать Глеба! А может быть, он будет котироваться даже больше, чем Валька!
Глеб спрятался под одеялом с фонариком. Нужно дождаться, когда в доме все уснут, и не проспать этот момент самому. В доме Фамаиды свет горел только в одном окне.
Ночью в Колотуне такая темнота, словно деревню завернули в покрывало. Ни одного фонаря. Иногда можно было заметить холодные огоньки кошачьих глаз. Где-то в лесу ухал филин.
Когда свет в доме Фамаиды погас, Глеб выбрался через окно. Не зажигая фонарика, пробрался огородом до забора, за которым стоит дом. В темноте, с погашенным светом и зашторенными наглухо окнами, он казался еще страшнее, чем представлялось. Глеб тут же вспомнил все слухи, что ходили по деревне о Фамаиде. Страх холодным, сырым комком застрял где-то в животе.