Колыбель мечты
Шрифт:
— Милорд, прошу, не гневайтесь! — Эти слова обескуражили Девятку, готового рвать и метать.
— С-с чего это мне гневаться, смерд?..
— Люд простой, находящийся вместе с вашей милостью, просто не в курсе вашей особы! От того эти плебеи так неуважительно и относятся к вам! — Одиннадцатый преклонил голову, встав на одно колено, словно раб.
— Верно молвишь. Так поди и расскажи им всем, кто я есть! — вскинув руку вперёд, скомандовал Девятка.
— Милорд, они уже знают, но…
— Что?!
— Один из них не признаёт вас. Скажу более, он считает вас ничтожной грязью, претворяющейся кем-то из высшего сословия! — Девятка от услышанных слов аж раздулся из-за сочившегося из него гнева, его рука самовольно потянулась к ножнам висевшего на поясе меча. На эти слова
— Где?
— Напротив штурвала, вон там, наверху. Смотрит на небо. Его зовут Восьмёркой.
После этих словами Девятка, вынув свой меч из ножен, направился в сторону «оскорбившего» его. Одиннадцатый даже не стал провожать мужчину глазами, вместо этого устремившись в сторону трюма. Тучи ещё сильнее окрасились в чёрный цвет, потеряв почти все серые тона, недавно витавшие рядом с ними. К шквалистому ветру добавился лёгкий дождь, усиливавшийся с каждой минутой. В том самом трюме окончательно стало темно, видимость распространялась не более двух метров, что, без сомнения, играло на руку Одиннадцатому. Прекрасно видя всё, в частности Пятёрку, всё так же стоявшую за одной из колонн и смотревшей в сторону камеры тройки, он прошёл мимо неё, прямо к пленнику. Тот по-прежнему продолжал монотонно биться головой об стену, держась руками за неё же. Стоило Одиннадцатому подойти к двери и посмотреть в решётку, как Тройка моментально одним рывком подскочил к нему, схватившись за прутья и проорав на того.
— Ты не устал тут сидеть?
— Эти идиоты заперли меня тут! Как же меня это бесит! Их идиотизм сводим меня с ума! Всех бы прибил!
— Ты прав. Они идиоты, ты куда умнее их. — Сказанные слова явно понравились Тройке, отчего тот даже улыбнулся и отпустил прутья. — Вот бы их всех наказать, правда?
— Да! Всех этих глупцов, бесящих одним своим существованием! — Он отошёл от двери и начал воображать, как берёт тех за шеи и душит их, ломает хребты и выкалывает глаза. — Если бы я только мог, то им всем не повезло бы!
— Что, если я помогу тебе с этим?
— Правда?! Ты поможешь мне?!
— Да, я помогу тебе осуществить то, чего ты так желаешь. Всё, что тебе нужно — терпеливо дождаться подходящего момента. Тогда ты сможешь дать себе волю, а я буду ждать тебя на палубе. Поверь, со мной ты повеселишься вволю. Ну что, по рукам?
— Да! — без промедления ответил Тройка, смиренно сев на пол в позе лотоса, ожидая своего часа.
Отойдя от двери, Одиннадцатый слегка посмеялся вслух, но, сдержав порыв, тут же замолчал. Выйдя из коридорчика, ведущего к камере, он сразу же направился к Пятёрке. Обойдя её так, чтобы оказаться за её спиной, при этом не попадаясь на глаза той, мужчина осторожно подошёл к девушке и поприветствовал её. Та слегка испугалась, но мгновеньем позже успокоилась, вновь направив свой взгляд в сторону камеры.
— Пятёрка, почему вы постоянно смотрите в ту сторону? — Этот вопрос застал её врасплох.
— С чего вы это решили?
— Я не первый раз замечаю ваш взгляд, направленный туда. Вас что-то волнует? — Одиннадцатый слегка наклонился, всматриваясь прямо в глаза девушки, наблюдая за каждым их движением.
— Волнует?.. Если честно, то да. Я считаю неправильным запирать кого-то лишь из-за одной ошибки. Это слишком жестоко.
— Вам жалко Тройку?
— Да.
— Тогда почему бы вам не освободить его? Это было бы очень гуманно по отношению к нему. Думаю, что ему сейчас очень сложно сидеть в тех четырёх стенах.
— Другим это может не понравится…
— Именно эти «другие» и заперли бедного Тройку в камере. Разве они имеют право вас судить, если сами грешны?
— Пожалуй… вы правы, Одиннадцатый. Да! Его нужно освободить! — Девушка собралась рвануть с места, но собеседник схватил её за руку, тем самым остановив задуманное.
— Постойте, Пятёрка.
— Почему вы меня останавливаете? — Девушка резко обернулась, смотря испуганными глазами на Одиннадцатого.
— Там рядом с камерой сидит Двойка. Будет плохо, если он вас заметит. Так что давайте я сначала сделаю так, чтобы он ушёл, и вы спокойно смогли бы открыть дверь. Хорошо?
—
Снова спрятавшись за колонной, Пятёрка стала ждать, когда Двойка уйдёт со своего места. Одиннадцатый же направился к нему, чтобы сделать задуманное. Крен судна стал больше, чем раньше. Воды сходили с ума, как и погода снаружи. Дождь усилился, частично стекая по лестнице в трюм. Качка заставляла всё внимание уделять равновесию, нежели чему-то другому. Однако это не помешало Одиннадцатому дойти до Двойки, всё так же что-то пересчитывающему.
— Двойка, у меня есть к тебе важное предложение.
— Это какое? — с прищуром поинтересовался тот.
— Нужно вытащить Четвёрку со дна и доставить на палубу. Любым способом, каким только можно.
— Будто мне есть до этого дело. — Двойка показательно отвернулся и продолжил считать непонятные плоские кругляшки.
— Думаю тебе до этого ещё какое будет дело. Иногда нам дают выбор, в котором есть только одно верное решение. Второе же… Ну и я дам тебе то, чего ты так желаешь.
— Ничего я не желаю! Хватит нести чушь!
— Мы оба знаем, что это ложь. — Одиннадцатый растянул улыбку, словно видя собеседника насквозь. — Тебе лучше не стоит отказываться от моего предложения. Думаю, твоя интуиция это тебе и подсказывает.
— Да моя интуиция мне так и кричит, что ты опасен! — Двойка задумался, нахмурил брови и выдал: — Значит мне просто нужно привести его на палубу?
— Да.
— И как мне это сделать?
— Используй то, что ты умеешь лучше всего — лги.
Двойка встал со своего места и, цокнув языком, неспешным шагом побрёл во тьму. Одиннадцатый же уселся на его место и стал чего-то ожидать. Довольный, предвкушающий дальнейшее, он смотрел в сторону коридора, через который прошмыгнула Пятёрка, идущая к камере с Тройкой. Да, всё идёт так, как и должно. Наконец-то настанет тот момент, которого он так ждал, и ведь осталось совсем немного до него. И вот он клич, знаменующий его победу. Вопль, пронзающий нутро любого. Как сладостен он и прекрасен, словами не передать. Ликует тот, кто прятался в уголке этого человеческого гения, загнанный им самим. Грядёт свобода, и вой тот тянет за собой Одиннадцатого. Словно под гипнозом, бредёт он по коридору, но не поворачивает в сторону камеры, стоит перед самым углом. Крики её, Пятёрки, становились всё слабже. Мольбы об пощаде, но смысла в словах этих нет. Не слушал её он, Тройка.
— Прошу, прекрати! Не надо! Остановись! — кричит она, но хруст превращал всё в вой. На миг всё затихло, лишь плачь слышался оттуда, но то лишь начало. — Зачем ты трогаешь мою одежду?.. Нет! Не смей!
Тройка получил, то чего желал. Он в волю может веселиться, совсем себя не ограничивая. Лишь тяжёлый вздох его, стоны Пятой, да звук соприкасающихся тел разносился по округе. Одиннадцатый, стоявший словно в трансе, чувствовавший всё это, в итоге пошёл дальше. Прямо, во тьму для многих, но не для него. Туда, где знания свет трубил сигнал. Проходя по коридору, заставленному ящиками, в итоге он увидел блеклое мерцание свечи, оставляющей на стене чью-то сгорбившуюся тень. Наконец увидев краем глаза всё, сдержать свой смех он не сумел. Раскатистый зловещий хохот затерялся между скрипами судна, благодаря чему тот, кто сидел перед ним на полу его не заметил. И был то Шестёрка, склонившийся над бездыханным телом Десятки, копошащийся в брюшной полости юнца. Перебирая его внутренности в руках, Шестёрка надкусывал то один, то другой орган, после чего бормоча что-то невнятное. А глаза… Эти полные ужаса глаза Десятки… Какое же наслаждение они приносили Одиннадцатому, потерявшему от этой картины равновесие и облокотившемуся на один из ящиков. Жаль, ах как жаль, что нельзя любоваться этим долго. Нужно продолжать, довести дело до конца. План почти исполнился. Вернувшись назад, Одиннадцатый направился ко спуску на дно, к той самой дверце, за которой горела свеча. Приоткрыв дверь, он вошёл внутрь. Семёрка всё так же никак не реагировал на незваного гостя, продолжая смотреть в точку перед собой. Дверца со скрипом прикрылась. Да, теперь другое дело! Совсем другое! Одиннадцатый вышел из комнатки, оставив лишь приоткрытую дверцу и одинокую свечу на столике.