Колыбель на орбите [сборник]
Шрифт:
Что ж, бывают в жизни трагедии и хуже. Семья Зигмунда была не из бедных, и звукоизолированная спальня оберегала остальных домочадцев от бессонных ночей. Как и все храпуны, Зигмунд совершенно не подозревал о своих ночных симфониях и искренне не мог понять, из-за чего другие поднимают скандал.
И лишь женившись, он обратил на свое несчастье — если его можно так назвать, ибо храп мешал не ему, а другим, — то серьезное внимание, какое оно заслуживало. Никто не удивляется, если молодая жена возвращается из свадебного путешествия в несколько расстроенных чувствах, но бедняжка Рейчел Сноринг пережила настоящее потрясение. Она постоянно ходила с красными от недосыпания
Тут перед Зигмундом и его семьей встала весьма серьезная проблема. Они были семьей хорошо обеспеченной, но отнюдь не богатой — в отличие от дедушкиного брата Рувима, умершего в прошлом году и оставившего довольно хитроумное завещание. Он весьма благоволил к Зигмунду и завещал ему немалую сумму, переведя ее в трастовый фонд. Молодой человек мог получить эти деньги, когда ему исполнится тридцать. К несчастью, прадядюшка был очень старомоден и праведен и не очень-то доверял современной молодежи, поэтому включил в завещание условие, что Зигмунд не имеет права разводиться, пока не достигнет оговоренного возраста. В противном случае деньги пойдут на создание сиротского приюта в Тель-Авиве.
Ситуация создалась очень сложная, и трудно даже предполагать, как она решилась бы сама по себе, если бы кто-то не посоветовал Зигмунду поговорить с дядей Хайми. Совет Зигмунду не очень-то понравился, но отчаянное положение требует отчаянных решений, и он отправился в путь.
Тут я должен пояснить, что дядя Хайми был выдающимся профессором-физиологом, членом Королевского научного общества и автором множества научных трудов. И еще в тот момент, благодаря грызне между попечителями колледжа, он испытывал определенную нехватку средств и был вынужден прекратить работу по нескольким своим любимым исследовательским проектам. Его возмущение усилило и то обстоятельство, что факультету физики только что выделили полмиллиона фунтов на новый синхротрон, поэтому, когда перед ним предстал несчастный племянник, настроение у него было далеко не радужным.
Пытаясь не обращать внимания на вездесущий запах дезинфектанта и помета, Зигмунд проследовал за лаборантом вдоль столов с каким-то непонятным оборудованием и клеток с мышами и морскими свинками, через каждые несколько шагов отводя взгляд от занимающих почти всю площадь стен отвратительных цветных схем и рисунков. Дядюшку он увидел за лабораторным столом, где тот сидел, попивая чай из мензурки и рассеянно поглощая сэндвичи.
— Угощайся, — буркнул он вместо приветствия. — Жареный хомяк… настоящий деликатес. Из партии, на которой мы отрабатывали противораковые препараты. Что это с тобой?
Сославшись на отсутствие аппетита, Зигмунд поведал уважаемому дядюшке о своих печалях. Профессор выслушал его без особой симпатии.
— Не понимаю, какого черта ты вообще женился, — сказал он наконец. — Бездарно потраченное время. — Всем было известно, что дядя Хайми удерживал по этому вопросу непоколебимую позицию, имея пятерых детей и ни одной жены. — Но все же попробую тебе помочь. Сколько у тебя денег?
— Для чего? — спросил несколько ошарашенный Зигмунд.
Профессор обвел рукой лабораторию:
— На все это требуются средства.
— Но я думал, что университет…
— О да. Но любую дополнительную работу приходится делать тайком, а у тебя именно такой случай. Я не могу тратить на тебя средства колледжа.
— И
Дядюшка назвал сумму куда меньшую, чем опасался Зигмунд, но радость его длилась недолго. Как вскоре выяснилось, ученый был прекрасно знаком с особенностями завещания Рувима; Зигмунду еще предстояло подписать контракт, согласно которому через пять лет, когда он получит добычу, часть денег обязуется передать профессору. А сейчас он всего-навсего выплачивает аванс.
— Но учти, я ничего не обещаю, хотя и сделаю все возможное, — предупредил дядюшка Хайми, внимательно изучая чек. — Езжай домой и возвращайся через месяц.
Это оказалось все, чего Зигмунд смог от него добиться, потому что профессора отвлекла некая эффектная аспирантка, облаченная в плотно облегающий свитер. Они принялись обсуждать интимную жизнь лабораторных крыс, используя такие выражения, что стеснительный Зигмунд был вынужден поспешно удалиться.
Как мне кажется, дядя Хайми не стал бы брать у Зигмунда деньги, если бы не был уверен, что сможет доставить ему нужный товар. Следовательно, он уже почти завершил свою работу, когда университет обрезал ему финансирование, — ведь он никак не мог изобрести всего за четыре недели ту сложную смесь препаратов, которую в оговоренное время ввел шприцем в руку охваченного надеждами племянника. Эксперимент проводился поздно вечером в доме профессора; Зигмунд не очень удивился, увидев, что ассистирует дяде та самая аспирантка.
— И как подействует этот препарат? — спросил он.
— Не даст тебе храпеть… надеюсь, — ответил дядюшка. — Вот удобное кресло, а вот пачка журналов. Мы с Ирмой будем по очереди за тобой приглядывать — на случай, если возникнут побочные реакции.
— Побочные реакции? — с тревогой спросил Зигмунд, потирая руку.
— Не волнуйся… и расслабься. Через несколько часов мы узнаем, подействовал ли препарат.
И Зигмунд принялся ждать, когда его одолеет сон, а двое ученых суетились вокруг него (и вокруг друг друга тоже), измеряя кровяное давление, пульс и температуру и заставив Зигмунда ощутить себя хроническим инвалидом. Когда настала полночь, сна у него не было ни в одном глазу, зато профессор и его ассистентка валились с ног от усталости. Зигмунд понял, что ради него они работают сверхурочно, и даже испытал к ним благодарность — пусть и непродолжительную, но весьма трогательную.
Перевалило за полночь. Ирма стала шататься, и профессор не очень вежливо уложил ее на кушетку.
— Ты уверен, что еще не устал? — спросил он Зигмунда, зевнув.
— Ни капельки. Очень странно… обычно в это время я уже давно сплю.
— Но ты себя хорошо чувствуешь?
— Лучше не бывает.
Профессор снова зевнул, пробормотал нечто вроде: «Надо было и себе вколоть немного» — и рухнул в соседнее кресло.
— Если станет плохо, разбуди нас, — сонно пробормотал он. — Не вижу смысла мучиться и дальше.
И несколько секунд спустя Зигмунд остался единственным бодрствующим в комнате.
К двум часам ночи он прочел десяток номеров «Панча» со штемпелем «Не выносить из комнаты отдыха». К четырем одолел все номера «Сэтедей ивнинг пост». Тощая стопка «Ньюйоркера» заняла его до пяти утра, и тут он наткнулся на сокровище. Диета из одной черной икры скоро становится монотонной, и Зигмунд с восторгом обнаружил потрепанный томик романа под названием «Блондинка согласна на все». Роман целиком поглотил его внимание до рассвета, когда дядюшка резко проснулся, вскочил, разбудил Ирму точно нацеленным шлепком и обратил теперь уже свое полное внимание на Зигмунда.