Колыбель времени
Шрифт:
Но почему тогда так уверен Ренард? Меня вдруг осенило: неужели у них есть запасной вариант?! А что, Филипп мог обрюхатить не одну Марию, но и еще кого-то. Тогда эта кто-то рядом, совсем рядом, они не отпустили бы столь ценную особу далеко от себя. Теперь я внимательнейшим образом приглядывалась к каждой женщине, оказавшейся по соседству с королевой.
Парри мотался по всей Англии, налаживая жизнь в имениях Елизаветы, сама Рыжая маялась в Вудстоке, а я билась над загадкой, заданной Ренардом.
Где-то там в Лондоне жизнь шла своим чередом…
В
Елизавета пыталась понять, завидует или нет, и вдруг осознала, что нет. Слишком дорогую цену платит Мария за счастье быть замужем. Филипп не из тех, кого можно просто держать у трона под рукой, если он не станет королем, то не будет и мужем. А за Филиппом стоит его отец — король Испании Карл. От нечего делать она принялась думать о том, как поступила бы в таком случае сама. Отказалась от брака? Но Марии почти сорок, еще немного, и вообще никто не возьмет! И так ведь не брали. Но как справиться с тем, от кого должна родить наследника?
Сам того не желая, Бедингфилд однажды сказал, что Филипп будет в Лондоне, только пока королева Мария не зачнет наследника. Елизавета усмехнулась:
— А если наследницу или если не зачнет?
— Вам не следует так неуместно шутить, леди! — Глаза Бедингфилда недобро блеснули. Но он тут же усмехнулся: — В таком случае вы будете жить в Вудстоке вечно.
— Вместе с вами, сэр? — не удержалась от возможности пнуть его Елизавета.
Того передернуло, сидеть в этой глуши и Бедингфилду становилось невыносимо.
— Просто никто не может ни на что рассчитывать. Все во власти Божьей, я это прекрасно знаю по себе. Потому и королева не может быть ни в чем уверенной… — Елизавета поняла, что зря дразнит Бедингфилда.
— Спешу вас разочаровать, леди Елизавета, королева уже понесла! И все предсказания твердят, что это наследник.
Елизавета подумала, что по ее собственному поводу тоже много что предсказывали, но вслух ничего говорить не стала, только широко перекрестилась:
— Слава богу! Я искренне рада за сестру.
И мысленно добавила: может, тогда меня оставят в покое?
Вечером, размышляя над тем, сколь капризны Фортуна и судьба, она вдруг принялась писать прямо на стене:
Фортуна, жестоких ударов тьма, Отчаяньем полнит разум. И снова мой страшный удел — тюрьма, Миллион обвинений сразу. Кто казнь заслужил, тот ее не боится, Беззлобный в оковах страдает в темнице. Невинный в опале, преступник на воле, У нас переменчивость ныне в фаворе. Бог даст, и враги на себе испытают, Все то, что сейчас для меня замышляют!Сполна вкусив прелести заключения сначала в Тауэре, потом в Вудстоке, Елизавета мечтала только об одном: чтобы ей позволили вернуться в свое любимое имение в Хэтфилде и оставили в покое. И еще она поняла, что совсем не желает замуж. На свете был только один человек, которого она могла
Она надеялась, что вспоминают, но Бедингфилд никого не допускает и письма тоже не передает. Так и было, упорно пытались писать Кэтрин и Парри, но, не получая ответа, быстро поняли, что леди в опасности и лучше ей не вредить. Изоляция была полной, а оттого очень тяжелой.
Оставалось только размышлять. О чем? Обо всем: о вопросах власти и взаимоотношениях людей, о том, ради чего и чем можно жертвовать, а когда не стоит, как поступила бы в том или ином случае она сама. Эти размышления повлияли на характер Елизаветы в немалой степени. Она не просто повзрослела, она стала не в пример мудрее, осознав цену жизни и смерти.
А еще Елизавета невольно сравнивала себя с Марией, но не из-за разницы в их положении, а пытаясь понять, как она сама поступила бы в том или ином случае. Вышла бы замуж за Филиппа? Он испанский принц, делать мужа еще и королем Англии значит попросту отдавать свою страну в руки испанцев. Те только и ждут такого подарка! Жена должна подчиняться мужу во всем, значит, английская королева должна подчиняться испанцу даже в ущерб интересам собственной страны? Получалось так.
Не поэтому ли твердят, что женщина на троне — это катастрофа? Она обязательно посадит на шею себе и своему народу чужака. Тогда как же быть королеве, неужели оставаться незамужней? Основательно поразмыслив, она решила, что если не выходить замуж за своего подданного, то остается лишь девичество…
Хотя к чему все эти размышления? Ей трон не светит, а Мария без всяких раздумий вышла за Филиппа Испанского, не побоявшись, что супруг вместе со своим папашей приберут Англию к рукам. От такой мысли становилось тошно и внутри взыгрывало чувство протеста. Она бы никогда так не поступила! Скажи Елизавета кому-нибудь о своих размышлениях, посмеялись бы, но говорить было некому, потому приходилось размышлять молча.
Постепенно выковывался характер, вернее, новые его грани. В коконе, в котором она существовала, гусеница превращалась в бабочку. Елизавету с раннего детства приучили, что выдавать свои мысли не стоит, что расчет должен стоять выше любых чувств и голая выгода привязывает надежнее любых посулов. Теперь она в этом уверилась окончательно, в ее жизни иначе нельзя. И если бы теперь ей пришлось, она спокойно пошла бы на мессу вместе с Марией, не морщась и не переживая. Жизнь стоила мессы.
Одно она знала точно: никогда никого не станет преследовать за веру и совсем не желает выходить замуж, чтобы не попадать под чью-то волю.
Чужие тайны
Я сидела за рукоделием (вот уж чем раньше никогда не занималась в своей жизни, руки не оттуда росли!), мысли привычно бродили вокруг да около королевской беременности. И вдруг…
Одна женщина выговаривала другой:
— Ты так похудела, Мэри, одни глазищи и живот остались. Тебя словно что-то гложет.