Колыбель
Шрифт:
И вот звонок из него, из центра. Да, жизнь в Москве налаживалась, заработала стационарная телефонная сеть, на очереди было и полное оживление мобильников.
Иннокентий Михайлович снял трубку. Выслушал сообщение, и даже при его самообладании было видно: сообщение потрясающее.
Женя смотрела на него искоса, боясь повернуться.
Иннокентий Михайлович облизнул губы:
— Исчез.
Женя повернулась к нему полностью.
— В палате нашли петлю, веревку с петлей…
— Они его пытали?
— Ну что ты говоришь!
15
Повсюду
Он лежал на спине, храпел так, словно этим храпом должен был поддерживать нависающий каменный свод. Одна рука его свешивалась в каменный желоб, по которому в свое время пьяный царь царей эвакуировался из ночной пещеры прямо в океан, другая сжимала «нокию», явно как вещь драгоценную. Стало быть, за то время, что Денис отсутствовал в жилище неандертальского друга, ему неоднократно звонили, и он с кем–то беседовал, иначе бы он зашвырнул куда–нибудь бесполезный прибор.
Теперь–то Денису было ясно, почему он тогда так легко отделался: Гильгамеш не смел покуситься на жизнь человека, повелевающего загробными голосами.
Что дальше?
Денис осторожно глянул вниз. На глубине метров десяти имело место дно, усыпанное человеческими костями. Теперь–то ему было понятно, что там лежали мощи и того первого шумерского мореплавателя, в незапамятные времена заплывшего сюда, где уже квартировал доисторический первооткрыватель. Там же нашел упокоение и неотступный законник и воздухоплаватель господин Крейцер, судя по остаткам гондолы, в которых Гильгамеш устроил себе ложе. Схватка швейцарского воздушного флота с пещерным жителем закончилась не в пользу флота. Возможно, были и другие — кажется, там, внизу, три черепа. До или после?
Будет четыре.
Можно представить, чего стоило людоеду воздержаться во время прежнего свидания, ведь аборигенов он не ест, и понятно почему.
Сбежать отсюда нельзя.
Дорога через жертвенный бассейн непроходима, и до норы, ведущей наружу, не добраться. Чувствовалось, какой чуткий сон у этого пьяного животного.
Допрыгался, холодно сказал себе Денис. Ему было так страшно, что сознание сделалось стеклянным и прозрачным, каждая мысль была отчетлива до последней степени.
Так что — это неизбежно?
Остаться в заснеженной Москве он не мог — сдохнуть на неизвестных условиях и оказаться неизвестно где, если вообще сохранялся шанс хоть где–то оказаться.
Отдаться родному отцу для кастрации? Проще заколоться его скальпелем. Денис помнил, как легко это у него получилось.
А уж когда в санатории он понял, что собираются делать с его сознанием эти мясники с электрошокером, то уж совсем нельзя было не вешаться, имея в
Кто же думал, что она обернется пещерой? Да не просто пещерой, а каменным бережком пропасти.
Броситься вниз? Смертельный исход не гарантирован. Да если и удастся сломать себе шею, Гильгамеш спустится вон по тем выступам и все равно сожрет.
И это будет окончательный конец.
Может создаться впечатление, что Денис сидел и разумно, последовательно рассуждал, тогда как мучительные, безысходные мысли болезненно ерзали и дергались в его воспаленной голове.
Сколько осталось времени?
Когда это чудо–юдо проснется?
Может, все–таки попытаться что–то сделать? Он вспомнил про камень, загораживающий выход на площадку согнутого «мизинца». В прошлый раз он согласился, что ему нипочем не сдвинуть его. Но под воздействием обстоятельств в человеке просыпаются такие силы…
Денис бесшумно втащил ноги на берег, попробовал встать.
Кроме того, пока страшилище спит, можно попробовать отыскать тут камень побольше и…
Мысль о камне грохотнула, как настоящий валун, и Денис увидел, как разлепилось веко спящего. Людоед пока еще не знал, что у него сытный гость. Сейчас его пьяная башка прояснится…
Нет, глаз закрылся обратно. Денис пытался понять по поведению лицевой мускулатуры львоносого гиганта, увидел ли он его.
Кажется, нет.
Он спит.
Не будем его будить. Попробуем все же прокрасться к отвальному камню.
Денис осторожно поднялся.
И в этот момент телефонная трубка в мощной грязной пятерне подала признаки жизни.
16
— Итак, вы — Артур Александрович Ефремов?
Молодой, скорчившийся в неудобной позе молодой человек в углу комнаты частично распрямился в кресле:
— Да, а вы кто?
— Ваш адвокат.
— Адвокат? Ах, да.
— Вот именно, — улыбнулся пожилой лысый мужчина, доставая из кармана толстую записную книжку и авторучку. — вы пришли в адвокатскую контору, я готов вас выслушать. Слушаю.
Пожилой мужчина забросил ногу на ногу, открыл книжку, готовясь записывать:
— Говорите. Время идет. Или вы раздумали?
Молодой человек все же выпростался из напавшего на него ступора:
— Я час назад убил своего отца.
В глазах адвоката появилось что–то похожее на интерес.
— Убили отца?
— Да. Отца, Александра Александровича Ефремова.
— По какой причине? Может быть, случайно? Несчастный случай?
— Нет. Я убил его, потому что убил. Он встал у меня на пути.
— На пути? В переносном смысле?
— В переносном. Он встал между мной и девушкой, которую я любил.
— Рассказывайте, я внимательно слушаю.
— Мы жили вдвоем.
— С девушкой или с отцом?
— С отцом. Я и он. Когда мне было уже лет шесть, отец удочерил девочку из детдома. Ее звали Прасковья. Вернее, назвали так. Отец назвал. Звал ее Параша.