Колыбель

Аринин Дмитрий Е.

2. Первом сексе?

3. Первой любви?

4. Детях?

5. Всех счастливых моментах жизни?

Нет! Твои мысли о смерти и только, о смерти! О том, что ты сейчас умрешь, сдохнешь, сгинешь навсегда. Многие утверждают, что за пару секунд до смерти, перед глазами предстает вся ваша жизнь, в виде слайдов, но это ложь, наглая ложь. Перед глазами предстает ваша Смерть, ведь для каждого существа она имеет индивидуальное воплощение, и этот момент, единственная возможность увидеть, как выглядит именно ваша Смерть.

Человек с факелом присоединяется вновь к конвою стоящему возле дров. Я прошу о последнем слове, и Корсиканец дает мне его.

– Каждый

раз, убивая кого-то, вы на самом деле убиваете себя! Убив меня Корсиканец, ты убьешь себя! Ты трусливый, жалкий, никчемный карлик! Да я умру, но душа моя не будет знать покоя, пока не отомстит вам всем присутствующим здесь. Вы, ваши дети и внуки, будете умирать в страшных муках, как умру сейчас я. Каждый испытает то, что испытаю я. Моя душа сольется с огнем, для того чтобы вершить правосудие. Люция! Божест! Где бы вы ни находились, я все равно отомщу вам!

Факел гаснет. Все в недоумение смотрят на него.

– Почему факел погас? Зажгите его и сожгите врага! – сказал Корсиканец.

Пошел дождь, с каждой секундой становясь сильнее, пока не превратился в ливень, но на небе нет ни одного облака, а капли имеют черный цвет. Главный конвоир поджигает факел, поднимает вверх и кричит: «Вкусите гнев Божий!» На площади начали взрываться противопехотные выпрыгивающие осколочные мины кругового поражения. Толпы людей раскидывает в разные стороны, словно фонтан из частей плоти, кишок и крови обрушивается на остальных людей, кого еще не успел подхватить фонтан. Взрыв! Взрыв! Крики и плач, в перерывах между взрывами, и вновь взрывы поглощают их. Люди мечутся в страхе, и снова взрывы оглушают и разбрасывают всех. Взрывная волна пробегает по первому этажу замка, уничтожая его полностью. Осколки, отлетающие от замка и осколки гранат, врезаются в людей, изувечивая их: выбивая глаза, зубы, отрывая и разрывая конечности, грудь и спину, причиняя невыносимую боль. Замок рушится, поднимая облако пыли, которое с дымом от взрывчатых веществ окутывает всех. Сложно разглядеть окружающую меня обстановку. Конвоир втыкает факел в землю, достает меч и начинает рубить остальных конвоиров, «потерявшихся» от происходящего кошмара, превратив их в кучу мусора из человеческих запчастей. Облако постепенно оседает и мне становится видно стоящие врата замка, это единственное что не рухнуло и, наверное, даже не повредилось. От врат в мою сторону бежит человек. Конвоир поворачивается ко мне, убирает меч, берет горящий факел в руки и кричит:

– Колыбель, приготовься!

Это Люция, а тот человек который пробирается к нам, это Божест. У него книга Корсиканца. Черный ливень не перестает лить, а мины продолжают взрываться. Божест добирается до нас, Люция бросает вперед гранаты, прочищая путь, бросает факел назад и кричит:

– Бежим!

Факел падает на толпу людей, и они загораются. Огонь быстро перебирается с человека на человека, с толпы на толпу. Мы бежим в сторону корабля, ступая по свежему, местами обгорелому мясу, волна огня преследует нас, охватывая все на своем пути. Мы прибегаем к дебрям и бежим по вырубленной прежде нами дороге; поднимаемся на борт и взлетаем, огонь окутывает вулкан и тянется вверх, пытаясь хотя бы кончиком пламени зацепить корабль, но не получается. С корабля видно, как ливень из нефти обрушивается на всю планету, и она превращается в большой огненный шар. Люция открывает печь, я держу в руках книгу, а Божест наблюдает за нами. Книга в черном твердом переплете, тяжелая, нет никаких надписей, в ней что-то шевелится.

– Мне не верится, что я держу в руках ту самую книгу, с которой

не расставался Корсиканец, – сказал я.

– Бросай в печь! – сказала Люция.

– Тебе не интересно, что в книге шевелится? – сказал я.

– Нет! Бросай в печь! – сказала Люция.

– Я не могу позволить себе всю жизнь мучиться из-за того, что так и не заглянул в книгу. Что в ней такого особенного, что она стала Джиньянк? – сказал я и открыл книгу.

Замер. Страх волной пробежал по моему телу. Несмотря на то, что находящееся внутри шокировало, оно являлось прекрасным олицетворением ужасающего чуда.

– Что в ней? – сказала Люция.

– Сердце. В книге живое бьющееся сердце, – сказал я.

– История Корсиканца оказалась правдивой? – сказала Люция.

– Да, – сказал я.

– Но как сердце может жить само по себе? – сказала Люция.

– Сердце живет до тех пор, пока в нем жива любовь, даже после смерти носителя сердца. Сердце умирает только тогда, когда в нем умирает любовь, или любви вовсе нет, даже при жизни носителя сердца, – сказал я, закрыл книгу и бросил вместе с сердцем в печь.

Корабль начал набирать скорость. Последнее, что мы запомнили в мире Корсиканца, то, что на объятой пламенем планете, включились экраны:

Корсиканец плачет, Корсиканец не может сдерживаться, он рыдает как ребенок, он всхлипывает от боли и унижения, но в конце «собирается» и произносит:

– Гибнет мир, и мне обидно, что его уж не спасти.

Как создатель, я обязан, до конца с ним крест нести.

Глава 15.

«Тарелка», в космосе несется с неимоверной скоростью в сторону огромного черного шара, достигает темноты и начинает падать. Ничего не видно, корабль бросает из стороны в сторону, кружится и разбрасывает нас по борту. В темноте я ухватился за трубы, чувствую, как корабль трясет, мне кажется, он сейчас развалится. Удар. Я срываюсь с труб, пролетаю на другую сторону корабля, ударяюсь о стекло и падаю на приборы, а потом на пол. Вначале ничего не ощущаешь – шоковое состояние, но через мгновение в мозгу пробивает колокол страдания, и боль пронизывает всё тело. Я кричу. Звон в ушах. Люция кричит:

– Колыбель, что с тобой?! Колыбель?!

Включается аварийное освещение, я успокаиваюсь, Люция с Божестом подходят и поднимают меня.

– Ты в порядке? – сказала Люция.

– Больно, но полегче, – сказал я.

Осмотрев корабль и выявив последствия крушения, мы пришли к выводу, что летать он, возможно, больше не сможет: приборы не работают, огонь в печь больше не поступает.

– Ты сможешь его починить? – сказал я.

– Нет, и Божест тоже не сможет. А ты? – сказала Люция.

– Я точно не смогу, – сказал я.

– Плохо. Куда мы упали? Темнота одна, нужно выйти и осмотреться, – сказала Люция.

Темноты не боятся, пока ее нет, но, как только вы оказываетесь в темноте, страх охватывает вас все сильнее и сильнее, по мере того, как становится темнее. Когда вы знаете, кто вас ждет в темноте, то вам не так страшно, по сравнению с тем, когда вы не знаете, кто в ней, и есть ли вообще кто-то, а это усиливает страх до предела. И в этот момент, ваше сознание объединяется с подсознанием, соединяет общие страхи и внушает вам, что они реальны. Поэтому тот, кто говорит, что не боится темноты, на самом деле лжет или просто в ней не находился.