Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева)
Шрифт:
Однако Митьке говорить про избушку не стоило. Кирилл сказал:
— Это же хорошая сказка. В ней всякие добрые чудеса. Ты не бойся.
— А я не боюсь… если с тобой, — заверил Митька-Маус и плечом прижался к руке Кирилла.
— Холодно?
— Не-а… Пойдём посмотрим на наш корабль.
Кирилл вдруг заметил, что в самом деле уже не холодно. И спать совсем не хотелось.
Они вышли на склон. За редкими соснами лежала бухта. Вода отражала небо — светлая, как запотевшее зеркало. «Капитан Грант» казался таким же чёрным, как деревья. На палубе рубки видны были два силуэта, и даже сюда, на склон,
Кирилл с Митькой спустились на кромку берега и вошли по щиколотку в тёплую, будто подогретую на плитке, воду.
— Эй вы, чего не спите? — окликнул Кирилл.
— Мы на вахте, — объяснил Юрка Кнопов.
Из рубки донёсся сердитый голос Деда. Дед хотел знать, скоро ли кончится топанье по палубе, шастанье по берегу, громкое шептанье, переклички и всё прочее, что мешает спать порядочным людям.
— Не хочется спать! — громко объяснил Митька. — Мы гуляем. Давай ещё посидим у костра! Иди к нам!
Дед сказал, что он сейчас придёт, но сидеть после этого Митьке будет очень неудобно и спать придётся на животе.
— Нет, правда! — настаивал Митька. — Давайте ещё посидим!
— Будешь ты спать, обормот?
— А ты мне споёшь колыбельную?
Дед выбрался из рубки и, плюхая по воде, побрёл к берегу. На ходу он обещал Митьке такие ужасы, что вся средневековая инквизиция побледнела бы от восхищения и зависти.
Кончилось, однако, тем, что опять развели костёр, вскипятили чайник, выпили по две кружки земляничного навара и уговорили Деда взять гитару.
— Колыбельную тебе? — спросил он у Митьки.
— Лучше про туристов, — сказал Валерка. — Смешную.
— Понятно, — отозвался Дед и стал смотреть в огонь. Он довольно долго так смотрел. Потом тронул струны, и они загудели в незнакомом сдержанном марше. Дед запел без всякой улыбки, глуховато и даже сумрачно:
Помиритесь, кто ссорился, Позабудьте про мелочи, Рюкзаки бросьте в сторону — Нам они не нужны. Доскажите про главное, Кто сказать не успел ещё. Нам дорогой оставлено Полчаса тишины…Стало тихо, угли только потрескивали. Кирилл напряжённо ждал: в песне было что-то знакомое и беспокойное. Будто это не только песня.
От грозы чёрно-синие, Злыми ливнями полные, Над утихшими травами Поднялись облака. Кровеносными жилами Набухают в них молнии, Но гроза не придвинулась К нам вплотную пока… Дали дымом завешены — Их багровый пожар настиг, Но раскаты и выстрелы Здесь ещё не слышны. До грозы, до нашествия, До атаки, до ярости НамПотом Кириллу не раз придётся петь эти слова, и всегда у него будут холодеть руки и щёки. Но в первый раз, у костра, нервный холод обжёг его так, что остановилось дыхание.
…До атаки, до ярости, До пронзительной ясности И, быть может, до выстрела, До удара в висок — Пять минут на прощание, Пять минут на отчаянье, Пять минут на решение, Пять секунд на бросок…Лица были оранжевыми от огня, а огонь был как флаг «Капитана Гранта» на штормовом ветру.
Митька приткнулся к Кириллу и положил ему на колени кудлатую голову. Замер.
Дед резче ударил по струнам и закончил последний куплет:
…Раскатилось и грохнуло Над лесами горящими, Только это, товарищи, Не стрельба и не гром — Над высокими травами Встали в рост барабанщики. Это значит — не всё ещё, Это значит — пройдём.И опять тихо сделалось. Даже неяркий жёлтый месяц опустился к самой земле и слушал тишину, похожую на эхо песни.
— Вот это колыбельная! — шёпотом сказал Юрка Кнопов.
— Откуда она? — спросил Саня.
— Издалека, — сказал Дед. — Я слышал её в комсомольском лагере под Петрозаводском, давно ещё. Но и там не знали, кто её сочинил.
«Это почти про нас, — подумал Кирилл. — Как мы сегодня… Не совсем про нас, но похоже…»
Дед сидел, задумавшись и поглаживая гитару, как добрую собаку. «Он больше всех боялся сегодня, — подумал Кирилл. — Во-первых, за весь экипаж, во-вторых, за своего Митьку, который был впереди… Митька заслужил такую колыбельную…»
— А почему… — начал Кирилл и замолчал. Он хотел спросить, почему Дед не пел эту песню раньше. Не спросил, понял. Надо было иметь право на такую песню.
Теперь они имели это право.
— Давай ещё раз, — попросил Кирилл.
— Что ж, давай, — просто и охотно сказал Дед.
Кирилл сел с ним рядом. Он не чувствовал ни капельки смущенья, никакой нерешительности, он хотел петь. Он сейчас словно целиком состоял из этой песни. Два голоса — глуховатый и ясный — слились в первой фразе:
Помиритесь, кто ссорился…Юрки, сидевшие рядом, ещё плотнее придвинулись друг к другу.
Глава 10
— Так… Просто песня, — сказал Кирилл Женьке, когда они шли от оврага после встречи с Чирком. — А почему ты спрашиваешь?
— Она незнакомая какая-то. И хорошая… Ты её поёшь хорошо.
Вот сейчас Кирилл почему-то смутился, хотя Женька не первый раз хвалила его пение. И от смущения заговорил сердито: