Колыбельная для брата
Шрифт:
Женька тихо засмеялась, присела на уголке дивана.
— Не смешно, — печально сказал Кирилл. — Больше всех смотрела девочка. Очень красивая девочка, с чёрными глазами. Я потом таких красивых ни разу не видел… Ходила с мамой по фойе и всё на меня поглядывала. А потом в зале на меня оглядывалась… Ну, и я тоже. Забилось моё бедное сердце.
— Ты будешь писателем, Кирилл, — сказала Женька.
— Я буду парикмахером и никогда не стану коротко стричь детей…
— Ну а что дальше?
— Дальше?
Кирилл сделал траурное лицо и замолчал.
— А потом? — с улыбкой спросила Женька.
— Что «потом»… Пришёл домой, сорвал галстучек и хотел отрезать себе уши. Но все ножи оказались тупые. Тогда я поклялся до гроба ненавидеть девчонок. А на сердце до сих пор трещина… Вот такие дела, товарищ председатель совета отряда…
Он думал, что Женька улыбнётся, но она сидела с опущенной головой и машинально наматывала на палец русую прядку. Потом всё же улыбнулась, но как-то не так. Слишком задумчиво. Исподлобья глянула на Кирилла и вдруг сказала:
— А какие мы смешные были тогда… Между прочим, в третьем классе я в тебя целый месяц была влюблена…
Кирилл вдруг почувствовал, что сейчас покраснеет. Однако взял себя в руки.
— Что же ты молча страдала? Счастье было так возможно… Хотя что ты во мне нашла? Я был заикой.
— Дурак ты был, — со вздохом сказала Женька. — И сейчас дурак.
«Сама», — хотел сказать Кирилл и вместо этого неожиданно спросил:
— Слушай, Черепанова, ты в самом деле думаешь, что я украл кошелёк?
Она стала розовой, как её гольфы и бантики на платье.
— Что ты глупости говоришь…
— Тогда зачем пришла? — тихо и серьёзно спросил Кирилл. — Чтобы дураком назвать?
— Ну, раз Ева Петровна послала… Разве лучше, если бы кто-нибудь другой пришёл? Могли столько наговорить…
— Ну и пусть. Мне всё равно.
— Кирилл! — удивлённо сказала она. — Ты, что ли, нисколько не боишься неприятностей с родителями?
Кирилл посмотрел на Женьку спокойно и снисходительно:
— Подумай сама, чего мне бояться, если я не виноват? У меня, слава богу, нормальные мама и папа, а не людоеды и не пугала.
— Ева Петровна скажет…
Кирилл перебил:
— Что скажет? Если все на свете Евы Петровны будут говорить, что я жулик, родители всё равно не поверят. Они-то меня с пелёнок знают.
— Она скажет, что ты грубил.
— Не грубил, а спорил. Меня вором называют, а я должен соглашаться?
— А что тебе мама сказала, когда ты… ну, рассказал про это?..
— Что она сказала? — Кирилл поднял глаза к потолку. —
Женька встала.
— Зачем ждать? Я пойду…
— Как вам угодно, сударыня, — сказал Кирилл и вдруг почувствовал: не хочется ему, чтобы Женька уходила. Конечно, ничего особенного, но… лучше бы ещё посидела. Наверно, просто скучно одному.
И он не огорчился, когда Женька обернулась на пороге и спросила:
— А это что за корабль? На фотографии…
Над письменным столом висел большой, тридцать на сорок, снимок. «Капитан Грант» был сфотографирован с кормы. Из-под ахтерштевня вырывалась бурная струя. В гакабортном фонаре искрилось солнце. Верхушки мачт не вошли, зато нижние половины парусов — с люверсами, шнуровкой на гиках, блоками и частыми швами получились рельефными, как на стереоснимке. Полотно туго выгибалось под ветром.
Алька Ветлугин, сидя на планшире, выбирал гика-шкот. Валерка был у бизани — из-за гакаборта торчала его голова. Юрок не было видно — они сидели низко. Саня стоял на палубе рубки, вцепившись в ванты, а Митька-Маус, как всегда, устроился на носу, у бушприта, над которым вздувались кливер и стаксель.
А Кирилл стоял у штурвала. Чтобы сделать снимок, Дед окликнул его с лодки, и Кирилл оглянулся. Лицо его было сердитым: рулевого не следует отвлекать на таком ходу, да ещё перед поворотом…
— Это ты где? — опять спросила Женька. — Это по правде?
— А что, по-твоему? Декорация в драмкружке?
— Ну… я просто спросила. Это какой корабль?
— Крейсерский парусник типа «гафельный кеч» с бермудской бизанью и треугольным гаф-топселем, который в отличие от рейкового топселя крепится фаловым углом непосредственно к топу грот-стеньги, — отрапортовал Кирилл. — Всё ясно?
Женька моргала.
Кирилл усмехнулся и продолжал:
— Водоизмещение одна и две десятых тонны, ход к ветру до сорока пяти градусов, район плавания неограниченный, крейсерская скорость около восьми узлов.
Насчёт района плавания и скорости он подзагнул, но Женька всё равно, конечно, ничего не поняла.
— Какой красивый. А кто его построил?
Кирилл вытянул руки и пошевелил пальцами. Женька округлила глаза.
— Ты?
— Мы.
— Кто мы?
Он усмехнулся:
— Люди.
Больше она не решилась расспрашивать. Только сказала:
— Штурвал какой интересный… Я думала, он со старинного корабля.
— А он и есть со старинного, — хладнокровно сообщил Кирилл. — Восемнадцатый век. Английская лоцманская шхуна «Сэр Найджел».