Колыбельная для вампиров
Шрифт:
— Ещё бы! Гитлеру и не снились, те средства, что вбуханы нашим Советом в строительство этого чудо-здания, не говоря уж о его техническом оснащении. Знала бы ты, что тут только есть! — интригующим голосом сказал Ладожский.
— Наверно, ты хотел сказать, «чего здесь только нет?»
Мари вопросительно воззрилась на приятеля, но тот презрительно фыркнул:
— Я сказал то, что хотел сказать и незачем меня поправлять. Здесь есть всё.
— Тогда не томи, скажи! — пихнула его локтём девушка.
— Сбрендила? Хочешь на пару со мной ковыряться в снегу где-нибудь на полярной станции в обнимку с белыми медведями?
— Ясно. Государственный
— Никто не отменял режим государственной тайны, — сдержанно ответил Ладожский.
— Это у других правительств её отменяют или не отменяют. А у нас только ещё вводится куча различных ограничений, — фыркнула девушка.
— Машка, заткнись. Что-то мне не нравится, как Раум косится в нашу сторону. Точно ты меня под монастырь подведешь, я же давал подписку о неразглашении.
— Извини. Уже молчу, как рыба. Сонь, а ты что плетешься сзади как не родная?
— Наверно, ищет запропастившегося Ника, — с насмешкой сказал Ладожский. — Зря стараешься, дорогая, он давно уже слинял на сторону. Еще в фойе его остановил какой-то орёл из СБ, и они куда-то на пару отчалили.
Вопреки обыкновению Соня промолчала. Выслушав саркастический комментарий, она только страдальчески поморщилась.
— Сонь, чего ты киснешь? Что-то случилось? — с участием заглянув в лицо подруги, спросила Мари, подхватывая её под руку.
— Ничего особенного. Извините, но мне нужно переговорить кое с кем, — холодно ответила она.
К удивлению друзей Соня, бросила их и быстро исчезла впереди.
— Ты что-нибудь понял? Я так нет, — удивленно сказала Мари, глядя ей вслед. Ладожский усмехнулся.
— Думаешь, я пошутил, сказав, что Сонька запала на Ника? — нейтральным тоном произнес он. — Впрочем, как и остальные наши девицы. Одна ты оказалась непробиваемой для его чар. Наверно, потому он положил на тебя глаз.
— Да пошел он куда подальше! Он мне не нужен.
— В чём дело? Он же очень красивый парень, — удивился Ладожский. — Черт! Он и меня довел до ручки, уже сыплю ему комплементами.
— Точно, голубеешь на глазах, — хихикнула Мари. — Если так дальше дело пойдет, то скоро будешь у сестриц кружевные чулки и нижнее белье одалживать.
— Типун тебе на язык! А это что такое? — прищурив глаза, Ладожский потянул за цепочку медальон, висящий на шее у девушки. — Значит, вон какие у нас тут пироги! Теперь мне многое понятно. Прости, я не знал, а то бы не приставал к тебе с Ником.
— Пустяки, — грустно улыбнулась девушка, спрятав лилию. — Переживу.
— Скучаешь? — покосился на неё приятель.
— Очень, — не стала кривить душой Мари.
— Повезло Рыжему. Правда, и он молодец. Хотя при его упрямстве неудивительно, что он достучался-таки до твоего сердца. Не реви, через полгода встретитесь. Наверняка он прискачет к тебе с первой же оказией.
— Хорошо, если так, — шмыгнув носом, с сомнением ответила девушка.
— Не бери в голову. Мне кажется, Моррисон не тех, кто легко меняет свои сердечные привязанности. — Иначе он не бегал бы за тобой так долго.
Увидев, какой радостью озарилось лицо девушки, Ладожский засмеялся и обнял её за плечи.
— Идём, а то мы отстали от остальных, и теперь не только Раум, но и Соня косится в нашу сторону. Ой, Машка! Убью, если она бросит меня из-за твоей сегодняшней выходки! А судя по злобному выражению её исказившегося личика, доброхоты ей уже всё донесли.
Пройдя по длинному извилистому коридору с множеством ответвлений,
Кабинет был пуст. Никто их не ждал и молодые вампиры, оживленно обмениваясь впечатлениями, разбрелись кто куда. Частью они разместились в старинных креслах, стоящих у стола, а другие от нечего делать принялись бродить по кабинету, рассматривая оружие и прочие диковинные вещицы.
Время шло. Ожидание неизвестно чего затянулось, а Клод Раум, их провожатый, сидел в сторонке, ничего не объясняя. И хотя его поза казалась внешне расслабленной, почему-то в нём чувствовалось скрытое внутреннее напряжение. Самые нетерпеливые стали потихоньку ворчать, высказываясь в том духе, что ждать у моря погоды они могли бы и сидя дома, и если до них никому нет дела, то какого дьявола они здесь торчат здесь, когда их ждут в семьях.
В разгар всеобщего недовольства хлопнула дверь и в кабинет ворвалась высокая рыжеволосая девушка в темно-зеленом коротком платье. Она стремительно пронеслась по помещению и бросилась в кресло, стоящее во главе стола. Откинувшись на высокую удобную спинку, она обвела присутствующих любопытным взглядом. Ее зеленовато-карие глаза на какое-то мгновение задержались на Мари и в них загорелись веселые смешинки. Не говоря ни слова, незнакомка нырнула под стол. Раздались грохот, треск рвущейся ткани и сдавленные неприличные ругательства, и после некоторой возни из-под стола появилась рука, держащая стопку бумаг, а за ней и встрепанная голова рыжули, с торжествующим выражением и паутиной на лице.
— Вот, нашла! — весело сказала она, выпрямляясь, и с размаху шлепнула пачку бумаг на стол. — Забирайте ваши бумажки и все свободны.
После краткого заявления, прозвучавшего из её уст примерно как: «а теперь пошли все вон», девушка в зеленом под изумленными взглядами присутствующих развернулась и, ни с кем не прощаясь, стремительно вылетела в дверь. В кабинете повисла недоумённая тишина, а затем раздался дружный хохот.
— Ну, и кадр! — отсмеявшись, сказала Мари и потянулась к стопке бумаг, оказавшихся запечатанными именными конвертами. Она быстро раздала их адресатам, и нетерпеливо вскрыла свой конверт. Лежащий там одинокий лист бумаги оказался девственно чист. Она озадаченно повертела его в руках. Но вопреки её неясным ожиданиям никаких признаков текста не проявилось ни с одной, ни с другой стороны. Мари, чувствуя, как сжалось сердце в преддверии неприятностей, подошла к Клоду Рауму.