Колыма

Смит Том Роб

К нему подошла Фраерша и присела рядом. Они сидели, болтая ногами, словно добрые друзья на берегу реки, вот только вместо упавших листьев и рыбы мимо проплывали городские отбросы. Фраерша поинтересовалась:

— От кого ты здесь прячешься?

Малышу хотелось промолчать и надерзить ей, но не ответить — значило бы нанести непростительное оскорбление, и потому он проворчал:

— Я неважно себя чувствую.

К его удивлению, Фраерша рассмеялась.

— Два месяца назад ты, не задумываясь, убил бы эту девчонку и тут же забыл об этом.

Она положила руку ему на плечо.

— Я должна знать, будешь ли ты и дальше, не раздумывая, выполнять любые мои приказы.

— Я всегда

выполнял их.

— Раньше ты никогда не протестовал против того, что я тебе велела делать.

Возразить Малышу было нечего — он действительно никогда не спорил с ней. Вплоть до сегодняшнего дня. Она столкнула его с Зоей, чтобы испытать. Она специально свела его с Зоей, чтобы посмотреть, как он станет относиться к ней самой.

— Малыш, когда меня посадили в тюрьму, я услышала одну легенду. Ее рассказал мне осужденный чеченец. Она дошла до наших времен из нартского [19] эпоса, и в ней говорится о герое по имени Сослан. У нартов есть обычай мстить за зло, причиненное не только им самим, но и любому члену их семей. Иногда ссоры длятся сотни лет. Вот и Сослан всю жизнь посвятил мести. Когда ты вырастешь, Малыш, тебе понадобится новое имя. И я надеялась, что ты станешь Сосланом.

19

Нартский эпос бытует у ряда народов Северного Кавказа; основу его составляют сказания о происхождении и приключениях героев-богатырей (нартов).

Хотя голос ее ничуть не изменился, Малыш кожей ощутил исходящую от нее опасность. Фраерша встала.

— Пойдем со мной.

Пройдя по коридорам и миновав несколько комнат, они остановились перед камерой Зои. Фраерша отперла дверь. Зоя стояла в углу — она слышала, как они приближались. Она взглянула Малышу в глаза, ища подтверждение своим подозрениям: девочка тоже поняла, что что-то случилось. Фраерша взяла Зою за запястье и потянула ее к выходу. Растерявшись, Малыш не знал, повиноваться ему или протестовать. Прежде чем он успел принять какое-либо решение, Фраерша захлопнула дверь, заперев его внутри.

Тот же день

На путь от побережья Тихого океана через весь Советский Союз к столице «Ильюшин» истратил почти все горючее, его топливные баки опустели, так что приземлиться они должны были с первого захода. По пути самолет угодил в грозу, и им пришлось пробиваться сквозь черные тучи. Лазарь так и сидел в хвосте, пытаясь жевать здоровой стороной рта сухие галеты. Лев же устроился, пристегнувшись ремнями, в кресле второго пилота, стараясь поддерживать Константина и не позволить ему пасть духом. Наконец, на подлете к Ступино, военному аэродрому на окраине Москвы, самолет пошел на снижение. Голосом, в котором звучала паника, Константин воскликнул:

— Я уже должен увидеть огни полосы!

Они пробили слой облаков, но посадочные огни, вместо того чтобы показаться впереди, загорелись прямо под ними. Самолет шел на слишком большой высоте. Запаниковав, Константин положил его в крутое пике, совершив роковую ошибку: угол снижения оказался слишком велик. Отчаянно пытаясь выровнять машину, он плюхнул ее на живот на взлетно-посадочную полосу. Стойки шасси подломились от удара, колеса отлетели в сторону, и стальные штыри со скрежетом врезались в бетон, высекая искры и вспарывая фюзеляж бомбардировщика, словно змейка «молнии». Концом крыла они зацепили землю, отчего выпотрошенный самолет развернулся на сто восемьдесят градусов и слетел с бетонной полосы, зарывшись пропеллерами в грязь.

После столь сокрушительной аварийной

посадки Лев не сразу пришел в себя. Смахнув кровь со лба, он отстегнул ремни и с трудом встал, открыв дверь кокпита, за которой обнаружился разорванный надвое фюзеляж. Лазарь был жив и здоров, он сидел прямо напротив разлома, окруженный, словно коконом, уцелевшим бортом самолета. А молодой пилот, не вставая с кресла, вдруг зашелся истерическим смехом, не обращая внимания на капли дождя, падающие ему на лицо сквозь разбитые окна.

Лев сомневался, что самолет может загореться: в баках не осталось ни капли топлива, а снаружи шел проливной дождь, охлаждая дымящиеся двигатели. Он решил, что пилот вполне способен сам о себе позаботиться, и занялся Лазарем, помогая тому выбраться из искореженного фюзеляжа на обломок крыла, по которому они и спустились на землю. К ним уже мчались пожарные машины и машины «скорой помощи», из которых выскочили врачи и санитары. Но Лев отмахнулся от них:

— С нами все в порядке.

Теперь он стал голосом Лазаря. Из роскошного представительского лимузина ЗИЛ вышел Фрол Панин, и охранник мгновенно раскрыл над ним зонтик. Панин протянул руку Лазарю.

— Меня зовут Фрол Панин. Приношу свои извинения за то, что не смог организовать ваше освобождение более подобающим образом. Но действия вашей супруги сделали оправдание по официальным каналам невозможным. Пойдемте, надо спешить. Мы можем поговорить в машине.

Сидя на заднем сиденье лимузина, Лазарь с каким-то детским любопытством рассматривал кожаную обивку салона и панели орехового дерева. В небольшом серебряном кувшинчике позвякивали кубики льда, а в вазе лежали свежие фрукты. Лазарь выбрал апельсин и принялся катать его в руках. Панин делал вид, что не замечает поведения осужденного, оказавшегося в окружении изысканной роскоши. Он протянул Льву карту Москвы.

— Вот все, что мы получили от Фраерши.

Лев внимательно изучал карту. Одна точка в центре была помечена чернильным распятием.

— Что здесь?

— Мы ничего не нашли.

Лимузин тронулся с места.

— Где Раиса?

— Я недавно разговаривал с ней. Она должна была дождаться машины. Но когда та приехала, оказалось, что за Еленой присматривают ваши родители. Раиса ушла.

Встревоженный Лев подался вперед.

— Предполагалось, что она находится под надежной охраной.

— Мы не можем защитить того, кто не хочет находиться под защитой.

— И вы не знаете, где она?

— Мне очень жаль, Лев.

Лев откинулся на спинку сиденья. Он не сомневался, что к исчезновению Раисы каким-то образом причастна Фраерша.

* * *

Когда они приехали в центр города, было уже два часа ночи. Контраст с дикой глушью и безмолвием Колымы был настолько разительным, что Лев даже растерялся с непривычки. У него буквально голова пошла кругом, что, естественно, лишь усугублялось недосыпанием и гнетущим чувством тревоги. Они остановились посередине Москворецкой набережной, улицы, идущей вдоль берега Москвы-реки, в точке, отмеченной на карте. Водитель вылез из машины, к нему присоединился телохранитель Панина. Офицеры осмотрелись по сторонам и вернулись в лимузин.

— Здесь ничего нет!

Лев вылез наружу. Шел проливной дождь, и уже через считанные секунды он промок до нитки. Улица была пуста. Он услышал, как клокочет в сточном коллекторе дождевая вода, и присел на корточки. Крышка люка находилась как раз под машиной.

— Сдвиньтесь немного вперед!

Лимузин отъехал на несколько шагов, освободив доступ к крышке люка. Лев поднял ее и откатил в сторону. Охранники встали по обеим сторонам, держа пистолеты наготове. Глубина колодца была приличной, но на лестнице никого не было.