Кома. Эшелон

Ростов Олег

— Конечно военный. — Ответил Артём. — Видишь, настоящий бронепоезд.

— Бронепоезд! Класс! Я никогда не ездил на бронепоезде. Только в кино видел.

— Значит поездишь. Ещё надоест!

Подошли к первому купейному вагону. Дверь тамбура открылась. Там стояла моя мама.

— И кто это у нас тут такие? — Она улыбалась.

— Пассажиры, мама Вероника! — Засмеялся Илья. Мы все улыбались. Когда дети скрылись в вагоне. Ольга подошла ко мне. Её глаза влажно поблёскивали.

— Ты чего, душа моя? Расплакалась что ли? — Спросил её, обнимая.

—

Марк! Вот как они могли выжить в этом аду? Бедные дети, сколько им пришлось пережить.

— Всем пришлось пережить настоящий ад. А брат с сестрой молодцы. Следили за собой, умывались. Одежду штопали. Ну вот, Лёлька, теперь с музыкой поедем! А то кроме пары гитар ничего и нет.

Мы залезли в вагон. Последней в него юркнула Люся. Состав, лязгнув сцепками, тронулся дальше на запад.

Детей увела к себе моя мама, в купе, которое она делила с Константином Георгиевичем. Они сошлись ещё там в клинике. Отца у меня не было. Мама была вдовой. Папа тоже был сотрудником МВД и задолго до пандемии погиб при задержании особо опасных преступников. С тех пор мама жила одна. И вот только этим летом сошлась с мужчиной, с тем самым, которого мы с Ильёй отбили у бандосов Кольца, вместе с Ольгой и Анной. Константина мы звали просто — Георгич.

Я же зайдя в наше купе, сев за столик, достал карту советских и российских железных дорог. Заодно связался по рации с Георгичем, сказал, чтобы отъехал от этого места как можно дальше, так как где-то там был посёлок, со слов детей и в котором имелись «дикие». И чтобы остановился где-нибудь в поле. Было время обеда. Народ пора было кормить. Ольга села рядом со мной. Напротив, сидела Анна, Илья и Артём присоединился к нам. Чуть позже подтянулся Стас, зам моей матери про продовольственной безопасности и прочей хозяйственной деятельности, морпех в прошлом. На верхнюю полку залезла Люся. Она вообще часто у нас ошивалась, если не бродила по эшелону, хотя её купе с Софьей было соседним.

Расстелил карту.

— Так, мы сейчас здесь. — Отметил ручкой точку на карте. — Это уже Красноярский край. Сейчас мы идём по северной ветке на Красноярск. В Уяре мы можем соскочить на ветку, идущую южнее, на Абакан. Вопрос, по какой пойдём?

— А есть разница? — Спросил Стас.

— Есть. Если будем идти северной, то нам придётся проходить сам Красноярск, потом Новосибирск, Томск и так далее. Это крупные железнодорожные узлы. А мне хотелось бы избежать этого.

— А если южнее пойдём, что, там не будет крупных железнодорожных узлов?

— Будут, но есть одно но. Стас, на носу октябрь. Становится всё прохладнее. А нам нужно ловить уходящее тепло, понимаешь? И если пойдём южнее, то это тепло мы будем держать за хвост. Пройдёмся по Казахстану. Потом выскочим на южноуральскую железку.

— На басмачей нарвёмся. — Усмехнулся морпех.

— А здесь что? Здесь не нарвёмся? Пусть не на басмачей, то на махновцев. Одна фигня. Хрен редьки не слаще.

— В общем-то ты прав. Хрен редьки не слаще. А тепло нам на самом

деле нужно.

Я посмотрел вопросительно на остальных. Народ пожал плечами.

— Пошли южнее. Может яблоками и прочими дарами юга затаримся. — Ответил за всех Артём.

Впереди была станция Иланская. Не дошли до неё километров три-четыре. Остановились. Можно было и дальше проскочить, но решил сделать остановку до утра. Коров, овец, коз выгнали попастись. Спустили с платформ два «тигра» для охраны. На турели одного был установлен автоматический гранатомёт АГС «Пламя», на втором — пулемёт «Печенег». Народ тоже вывалил на землю. Ко мне подошёл Вали.

— Марк. Я казан приготовил.

— Зачем?

— Плов сделаем. Поверь, ты такого не ел.

— Что, Вали, созрел?

— До чего созрел?

— До плова.

— А я что не готовил?

— Готовил, но в пути ни разу.

Он усмехнулся.

— Ну так как?

— Делай. Останавливаемся на ночь. Баньку надо сделать.

— Это уже не ко мне. — Он усмехнулся и ушёл. Котел у него будь здоров. Ещё там, на месте в городе, он заставил нас притащить это чудовище. Огромный казан. Я даже не знаю на сколько народа там можно было приготовить плов. Но точно не на двадцать. На много больше.

Сел на насыпь. Смотрел на людей. Скот пасся. Женщины, дети, мужичины кучковались. Загорели костры. Кто-то просто лёг на траву и лежал, кто-то ходил по лесополосе. Резвились дети, играли во что-то. Бегали, смеялись. С ними носились щенки. Джек с Найдой спокойно лежали рядышком, отслеживая глазами своё резвящееся с малышней потомство. Ляпота. Рядом со мной нарисовалась Люси. Смотрела на меня вопросительно. Господи и эта туда же.

— Что, Люся? Хочешь побегать? — Она, довольно урча, потерлась носиком о мой нос. — Ладно иди, побегай. Только обещай мне, что до ночи вернёшься? — Она опять заурчала, потёрлась и отпрянула. Потом исчезла, сквозанув в лес.

— Марк. — Ко мне подошла Софья. Присела рядом. — Удивительно, она меня не слушает, а тебя слушает. Почему?

— А я знаю, Сонь?

— Ну вот, опять в лес убежала.

— Сонь, что ты за неё так боишься?

— Боюсь, Марк. Она мне как дочка. Понимаешь?

— Понимаю. Сонь, Люся вернётся. Мы её семья. Её стая. Она никуда не денется от нас. Я сам за неё переживаю.

— Дай бог, Марк. Дай бог. Я всегда боюсь, когда она так уходит.

— Всё будет хорошо, Сонь.

К нам подсела Оля. Прижалась ко мне.

— Милый. — Промурлыкала она.

— Что, солнышко моё?

— Там баню топят.

— Это тонкий намёк на толстые обстоятельства?

— Какой ты догадливый.

— Лёль? — Я посмотрел на неё. Усмехнулся. — А что ты такая озабоченная?

— Почему это я озабоченная?

— Ну а как? Стоит сказать, БАНЯ. У тебя всё, слюни, башня подтекает и начинаешь интенсивно приставать.

— Чем, ты, не доволен?

— Лёль, я всем доволен.

— А Рада?

Я сначала подвис. Удивлённо глядел на супругу.