Кома
Шрифт:
Закончив беседу, я набрала Эльвирин городской. Ответила ее мама, причем ровным голосом. А никак не рыдающим. Я попросила передать трубку подруге и, услышав ее голос, поинтересовалась, все ли хорошо у Игоря.
Эльвира разговаривала со мной сквозь зубы по неведомой мне причине. Заверила, что с ее братом все в порядке, он сейчас очень занят заключением контракта с продюсером. Я попросила передать, что желаю ему удачи.
Спать я ложилась с улыбкой. Игорь был жив! В этой жизни он был жив. И это главное.
Когда
– Ты еще не одета? Торопись, нас ждут внизу, в машине, – мрачно сообщила она.
Я стала быстро одеваться, ничего при этом не чувствуя и ничего не говоря.
– Опять рыдала всю ночь? Вид у тебя неважный.
– Нет. Незачем.
– Незачем? – удивилась формулировке подруга. – В каком смысле?
– А в таком. Игорь жив. А все это – чья-то злая шутка.
Надежда помолчала. Затем подошла и обняла меня.
– Бедненькая. Ты так настрадалась. Ниче, время лечит. Пойдем, мы должны быть там, даж если все внутри противится этому. Но ты права в одном – такие, как Игорь, всегда будут жить. В наших сердцах.
– И не только в сердцах. Он будет жить завтра. И еще каждый день через день. Пока я не разберусь с тем, что происходит.
Надюха посмотрела на меня с испугом, но ничего не сказала.
Погода была на удивление теплая и солнечная. Редкие облачка на небе принимали округлую форму, и в каждом мне виделось лицо Игоря… Да, может, я и впрямь сошла с ума. Но жить надеждой лучше, чем вовсе не жить. А если бы я верила в то, что происходит сейчас, я бы жить не смогла.
Мы находились на городском кладбище. Гроб уже заколотили и погружали в яму. Все скорбящие, кроме нас с Надькой, подходили к телу прощаться. Некоторые делали это громко, слезно, почти театрально. Игоря многие любили, у него была толпа друзей и знакомых. Даже малочисленные фанаты группы, слушавшие Игоря в клубах, где они выступали, тоже пришли. Вся группа, разумеется, была сегодня здесь. Мы с подругой стояли чуть поодаль ото всех. Разумеется, за оградой, потому что то небольшое пространство внутри нее оккупировали самые близкие, а я себя к таким уже не причисляла.
– Ты посмотри, этот гад ни единым взглядом не одарил меня! Будто и не встречались, – сетовала подруга, источая яд и не отрывая глаз от неподвижно застывшего возле гроба Якова, гитариста группы.
– Почему люди на меня косятся? – поражалась я вслух, обращаясь в общем-то только к себе самой, но Надька откликнулась. Все-таки могла она о чем-то другом, кроме бывшего, думать!
– Наверно, потому что не подошла к гробу попрощаться. Честно гря, я тож весьма и весьма удивилась. Ксюха, горе тебя совсем скосило. Я знаю, ты не любишь выражать свои чувства прилюдно, но приличия требовали подойти и попрощаться. Неуж ты не понимаешь, что не увидишь его больше никогда? Ой, – тут же осеклась она, – ради бога, прости, Ксю, я не должна была…
– Ничего. Я не сержусь, – ответила я хладнокровно. Просто я доподлинно знала, что увижу
– Ну, знаешь… Они все не очень-то тебя любят. Ты ведь знала? – испуганно уточнила Надя, побоявшись, что выдала страшную тайну.
– Наверно… Хотя… я не думала, что меня не любят так сильно. Да и вообще… Из-за чего?
– Насколько я знаю, маман часто грила, что ты ему не пара и что он достоин лучшего обращения. И сестрица подливала масла в огонь, хоть вы вроде и подруги, но ваших отношений она не одобрямс. Слышала, как она сказала, что ты думаешь только о себе и что якобы Игорь по твоей вине часто поступал себе во вред. Но я думаю, это оттого, что он не пошел как-то раз на ее дэрэ, потому что к тебе должен был прийти мастер, а ты боялась принимать постороннего мужчину в квартире одна.
– Да, но я просто попросила Игоря присутствовать, я его не заставляла! – оживленно начала защищаться я, вспоминая ту давнюю ссору с Эльвирой. – К тому же, я не думала, что это настолько затянется. А он мог уйти, чтобы поздравить сестру, в любой момент.
– Он не мог, – с игривой хитрецой в голосе, совершенно недопустимой на похоронах, заявила Надежда. – Ты же знаешь, он слушался тебя, словно раб. Он выполнил бы твою просьбу, даже если пришлось бы пропустить собственный день рождения. А уж сравнивать с сестрой – ты всегда была ему дороже. Она это понимала, потому и злилась.
Я немного помолчала, обдумывая услышанные слова. Потом спросила:
– Надя, как ты думаешь… Я вела себя как стерва? – И впервые посмотрела на нее, оторвавшись от движущихся лопат впереди.
Та помолчала, приглаживая ежик коротких светлых волос, затем пожала плечами.
– Ты же знаешь, мы в этом схожи. Я тож не понимаю отчаявшихся баб, которые сами вешаются на мужиков и сдувают с них пылинки, боясь, что нового они уже никогда не найдут, что этот мужик – последняя их надежда на счастье. Мне они противны, мне их жалко. Это слабые люди, которые категорически себя не любят. Я-то уверена, что нового мужика завсегда найду, я знаю себе цену. И считаю, что это мужик должен бегать за мной, а не я за ним. Так что… Насчет стерв… Надо быть стервами, иначе мужчине не захочется завоевывать тебя снова и снова, ему станет скучно. Посмотри на этих жалких подлиз – долго у них мужчины задерживаются? Вот. А ради нас они жизнь готовы отдать. – Она покосилась на копающих и, вытаращив глаза, поспешно добавила: – Ой, то есть фигурально выражаясь, я хотела сказать…
– Я поняла, – кивнула я. – Но где та грань, за которую переступать не надо? Когда неприступность и чувство собственного достоинства становятся обычным мерзким гипертрофированным эгоизмом? Я знаю, что обращалась с ним плохо, но, может быть, я слишком плохо с ним обращалась?
Надя пожала плечами.
– Не зна. Твой Игорь не похож на тех козлов, с которыми я встречалась. Вероятно, он заслуживал чего-то лучшего. Но зачем сейчас себе душу рвать? Отпусти это. Не думай.