Команда осталась на судне
Шрифт:
Пока Вася выкарабкивался из ямы и вставал на лыжи, из сугроба вытащили Саню вместе с рюкзаком. Ему помогли выбраться наверх, отряхнули от снега. Он ошалело хлопал заснеженными ресницами и не мог ответить на самые простые вопросы: где Крестовников и Шихов, в какой стороне их искать?
– Ребя-ата!.. Ре-е-бя-ата!
– бормотал Саня, стаскивая трясущимися руками рюкзак.
– Ни-ич-чего я не-е зна-аю. Ни-и-чего не ви-идел. Чу-уть не за-адохся.
– Чего это он?
– прошептал Вася.
– Заикается!
– Тебя бы сунуть головой в
– Помогите ему добраться до спального мешка. Пусть отогреется.
По тону Бурковой все поняли, что рано обрадовались. Поиски далеко еще не закончены. А вид Сани, его неожиданное косноязычие усилили притихшие было опасения за участь Крестовникова и Шихова.
Большая луна поднялась над хребтом, высеребрила снежные наплывы на вершине.
Теперь работали молча. И работать в темноте становилось все труднее. Короткая передышка, и снова спасатели, осторожно вгоняя в снег щупы, медленно продвигались вдоль скрытой под сугробом каменной стены. Но она круто оборвалась. Все остановились в недоумении.
– Может, проскочили их как-то?
– неуверенно спросил Вася.
– Люся!
– позвала Буркова.
– Включи приемник.
– Мы пропустили сеанс, пока поднимали Саню.
– Сколько же осталось до следующего сеанса?
– Минут десять.
– Включай.
В густеющем сумраке не видно было ни приемника, ни рук Люси. И оттого, что все придвинулись к ней, сомкнулись плотным кольцом в маленьком кругу, стало еще темнее.
Из приемника вначале послышалось лишь невнятное бормотание. Но постепенно голос стал четче:
– ...Куда вы ушли? Еще раз спрашиваю: почему вы ушли? Мы вас слышали совсем близко. Потом вы удалились и больше не приближаетесь. Почти полчаса стоите на месте. Почему? Слышите ли вы меня? Еще раз прошу: если слышите, крикните три раза любое слово. Вас я хоть и очень плохо, но слышу. Жду вашего голоса. Жду. Отвечайте.
Буркова подняла обе руки:
– Ребята!.. Три-четыре!
Семь молодых голосов четко прокричали:
– Слы-шим! Слы-шим! Слы-шим!
Горное эхо подхватило крик, понесло в лощину, повторяя на разные голоса - гулкие, воющие, поющие.
– Я вас слышу, - ответил приемник.
– Но плохо. Очень плохо. Слушайте меня внимательно. Двигайтесь и кричите. А я буду говорить, приближаетесь вы или уходите. Начинайте. Жду.
Цепочка спасателей двинулась вдоль обрыва. Последней шла Люся. Включенный приемник она держала на руках. Из динамика слышалось тяжелое, как у больного, дыхание.
Вот Клава остановилась, подождала, пока подтянулись отставшие. Взмахнула рукой.
И снова загремело в горах, темнеющих, пустынных:
– Слы-шим! Слы-шим! Слы-шим!
– Удаляетесь.
– Голос Крестовникова звучал менее хрипло. В нем появилась уверенность.
– Повернитесь и пройдите немного в противоположную сторону.
Спасатели повернули. Миновали место, где они начали поиск, сделали еще несколько шагов.
– Голоса
– Двигайтесь в том же направлении.
Перекличка спасателей и Крестовникова продолжалась, пока приемник не произнес:
– Слышу вас почти над головой. Сделайте еще два-три шага влево.
Следующий ответ Крестовникова был короток:
– Здесь. Стойте.
Вася и Сима взялись за щупы. Они вгоняли в сугроб дюралевые трубки осторожно, боясь задеть голову или лицо ожидающих помощи.
– Есть!
– взвизгнула от восторга Сима.
– Держит щуп! Держи-ит.
– Держит щуп Шихов, - сказал стоящий в стороне приемник.
– Не шумите. Слушайте меня внимательно. Откапывать нас слишком долго и трудно. Не знаю, хватит ли у вас на это сноровки и сил. Спустите нам лучше на втором щупе веревку, а потом вытащите. Поняли меня?
– Поняли, - ответила за всех Буркова.
– Жду веревку, - повторил приемник.
– Рацию свертываю.
Буркова отстранила от еле приметной в лунном сумраке ямки Симу и Васю, сама закрепила веревку мертвым узлом на конце щупа и опустила его в снег.
Первым вытащили из сугроба Крестовникова.
– Спасибо, - еле слышно произнес он и повалился на снег.
– Не трогайте меня. Нога...
– И, избегая расспросов, предупредил: - Шихова поднимайте осторожно. Он с рацией.
После долгого пребывания в абсолютной темноте свет полной луны показался Крестовникову нестерпимо ярким, резал глаза. Кружилась голова. Хотелось двигаться, размять онемевшее тело. Он попытался сесть, и снова резко напомнила о себе больная нога. Потом он увидел серебристый склон, за ним, внизу, темную лощину с мерцающими огоньками, обступивших его спасателей.
Пока Буркова спускала в сугроб веревку, рядом со щупом из снега поднялся конец лыжи. За ним выглянула и вторая лыжа.
Шихова тащили долго и трудно. Он берег рацию, и это мешало спасателям. Порой казалось, что он упирается. Когда его наконец вытянули, он походил на деда-мороза; только вместо привычного посоха в его руке была лыжная палка, а на груди покачивалась кинокамера.
Шихов встал на заботливо придвинутые к нему лыжи и сокрушенно покачал головой:
– Никак не мог вторую палку найти. Я ее высунул из-под снега. Вы не видели?..
– Ну ее... вашу палку!
– воскликнула сияющая от радости Буркова.
– Не ну!
– озабоченно покачал головой Шихов.
– Нам еще придется спускаться. С горы! В темноте...
Он увидел лежащего в стороне Крестовникова и, оборвав фразу, подошел к нему.
– Ногу ломит...
– сказал Крестовников, - уже в колене.
– Ничего!
– улыбнулась Клава.
– Мы вас в лодочке в поселок доставим.
– Вы захватили лодочку?
– оживился Крестовников.
– Отлично...
Огромный багровый сполох раскрылся в лощине, взметнул черно-белые тяжелые клубы. Розовые отсветы окрасили скалу на вершине, заколыхались на склоне и острой грани плоского камня.