Команда скелетов (сборник рассказов)
Шрифт:
У МЕНЯ НИКОГО НЕТ КРОМЕ МОЕЙ ЖЕНЫ БЕЛИНДЫ И МОЕГО СЫНА ДЖОНАТАНА.
Ричард нажал «EXECUTE» дважды.
"Теперь, – подумал он, – я напечатаю:
«ВСЕ НЕПОЛАДКИ В ЭТОМ ТЕКСТ-ПРОЦЕССОРЕ БЫЛИ УСТРАНЕНЫ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК МИСТЕР НОРДХОФ ПРИВЕЗ ЕГО СЮДА». Или: «У МЕНЯ ЕСТЬ ИДЕИ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ НА ДВА ДЕСЯТКА БЕСТСЕЛЛЕРОВ». Или: «МОЯ СЕМЬЯ ВСЕГДА БУДЕТ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО». Или..."
Он ничего не напечатал. Пальцы его беспомощно повисли над клавиатурой, когда
Неожиданно экран заполнился словами:
ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗКА – ПЕРЕГРУЗ...
Что-то громко щелкнуло, и процессор взорвался. Из блока метнулось и тут же опало пламя. Ричард откинулся на стуле, закрыв лицо руками на случай, если взорвался дисплей, но экран просто погас.
Ричард продолжал сидеть, глядя в темную пустоту экрана.
«Сейчас не уверен, задай этот вопрос позже».
– Папа?
Он повернулся на стуле. Сердце его стучало так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
На пороге кабинета стоял Джон. Джон Хагстром. Лицо его осталось почти таким же, хотя какое-то чуть заметное отличие все же было. Может быть, подумал Ричард, разница в отцовстве. А может, в глазах Джона просто нет этого настороженного выражения, усиливаемого очками с толстыми стеклами. (Ричард заметил, что вместо уродливых очков в штампованной пластиковой оправе, которые Роджер всегда покупал ему, потому что они стоили на 15 долларов дешевле, Джон носил теперь другие – с изящными тонкими дужками.)
А может быть, дело еще проще: он перестал выглядеть обреченно.
– Джон? – хрипло спросил он, успев подумать: неужели ему нужно было что-то еще? Было? Глупо, но он хотел тогда чего-то еще. Видимо, людям всегда что-то нужно. – Джон? Это ты?
– А кто же еще? – Сын мотнул головой в сторону текст-процессора. – Тебя не поранило, когда эта штука отправилась в свой компьютерный рай, нет?
– Нет. Все в порядке.
Джон кивнул.
– Жаль, что он так и не заработал. Не знаю, что на меня нашло, когда я монтировал его из этого хлама. – Он покачал головой. – Честное слово, не знаю. Словно меня что-то заставило. Ерунда какая-то.
– Может быть, – сказал Ричард, встав и обняв сына за плечи, – в следующий раз у тебя получится лучше.
– Может. А может, я попробую что-нибудь другое.
– Тоже неплохо.
– Мама сказала, что приготовила тебе какао, если хочешь.
– Хочу, – сказал Ричард, и они вдвоем направились к дому, в который никто никогда не приносил замороженную индейку, выигранную в бинго. – Чашечка какао будет сейчас в самый раз.
– Завтра я разберу его, вытащу оттуда все, что может пригодиться, а остальное отвезу на свалку, – сказал Джон.
Ричард кивнул.
– Мы вычеркнем его из нашей жизни, – сказал он. И, дружно рассмеявшись, они вошли в дом, где уже пахло горячим какао.
ВОССТАВШИЙ КАИН
С залитой майским солнцем улицы Гэриш шагнул в полумрак общежитского холла; глаза его не сразу приспособились к смене освещения, и бородатый Гарри показался призраком, бестелесным голосом:
– Вот сука, а?! Ты представляешь, что это за
– Да, – произнес Гэриш, – это было действительно сильно. Теперь он мог разглядеть бородатого: тот чесал угреватый лоб, на носу и щеках поблескивали капельки пота. На нем были сандалеты и рубашка со значком, оповещавшим мир, что Хоуди Дуди – извращенец. Бородатый ощерился, выставив неровные желтые зубы:
– Ну, я должен был спихнуть этот экзамен еще в январе. И все время говорил себе, что я должен это сделать, и как можно быстрее. А потом еще одна переэкзаменовка – ну, думаю, все. Плохи мои дела. Я думал, что вылечу, ей-богу!
Комендантша стояла в углу, у почтовых ящиков. Необычайно высокая, чем-то неуловимо напоминающая Рудольфа Валентине. Одной рукой она пыталась запихать на место спадающую бретель бюстгальтера, другой прикалывала к стенду какую-то очередную ведомость.
– Это было сильно, – повторил Гэриш.
– Я хотел у тебя списать, но этот тип, он все видит, ей-богу, все! Вот ведь сукин сын... Ты как думаешь, заработал ты свое "А"?
– Возможно, я провалился, – спокойно сообщил Гэриш. Бородатый подпрыгнул на месте:
– Ты думаешь, ты ПРОВАЛИЛСЯ?! ТЫ?! Но...
– Я пойду приму душ, ладно?
– Да-да, конечно... Конечно. Это был твой последний экзамен, Корт?
– Это был мой последний экзамен, – произнес Гэриш и пошел к лестнице. Старые ступени. Запах нестиранных носков. Его комната на пятом этаже... На четвертом навстречу шел очкастый заморыш, прижимавший к груди, как Библию, справочник по высшей математике. Шевелящиеся губы – логарифмы, что ли, запоминает? – абсолютно пустые глаза. Корт проводил его взглядом. Заморыш куда лучше смотрелся бы мертвым. Он был призраком, тенью на стене. Тень качнулась еще пару раз и исчезла. Сквозь замызганное окно было видно, как Квин и еще один идиот с волосатыми, как у гориллы, ногами играют в мяч. Гэриш взобрался на пятый и пошел через холл. Пиг Пэн уехал два дня тому назад. Четыре экзамена в три дня, все схвачено, за все заплачено. Пиг Пэн это умеет. Вещи собрал быстро и аккуратно, оставил лишь своих красоток на стене, пару грязных носок и керамическую скульптурку: мужик на унитазе, пародия на «Мыслителя» Родена. Гэриш повернул ключ в замке.
– Корт! Эй, Корт! – через холл приближался Роллинс, староста этажа, молодой человек с ослиными тупостью и упрямством, недавно пославший одного приятеля на деканскую комиссию за пьянку. Роллинс был высок, хорошо сложен и всегда выглядел лощеным.
– Корт! Ты все сделал?
– Да.
– Не забудь вымыть пол в комнате и заполнить опись.
– Да.
– Я в тот четверг забросил бланк тебе под дверь, так?
– Да.
– Если меня не будет, тоже кинь под дверь опись и ключ, договорились?
– 0'кей.
Роллинс взял его руку и быстро, энергично сжал. Его кожа была сухая и шероховатая, рукопожатие давало такие ощущения, как сжимание в ладони пригоршни соли.
– Хорошо тебе провести лето, парень.
– Да.
– Смотри, не перетруждайся.
– Нет.
– Как говорится, употребляй – но не злоупотребляй.
– Буду. И не буду.
Роллинс секунду-другую выглядел озадаченным, затем рассмеялся:
– Ну ладно, пока! Он хлопнул Гэриша по плечу и зашагал обратно, остановившись по дороге у чьей-то двери с требованием приглушить музыку. Гэриш отчетливо видел его в могиле, холодного, белого, с мухами, залепившими глазницы. Безучастного ко всему. Как эти мухи. Ты будешь жрать мир или мир будет жрать тебяв любом случае все о'кей, все идет по плану. Гэриш долго смотрел в спину уходящему Роллинсу, затем зашел в комнату.