Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Внезапные поиски выяснили наличие сети сильной подпольной организации, арестовать ядро ее не удается.
Так всюду в Кронштадте. Мы судим уличенных, ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели: 80 тысяч под суд не отдашь. Мое глубокое убеждение в следующем: необходимо большинство сухопутных воинских частей немедленно разослать во все концы России, заменить их надежными войсками из старослужащих полков; технические команды должно сплошь раскассировать, задавив малейший протест суровыми дисциплинарными наказаниями. На корабли, упоминаемые мною в донесении главнокомандующему Балтийского флота, перевести людей Сибирской и Беломорской
Меры эти, конечно, временно понизят, с точки зрения теоретиков, боеспособность Кронштадта, зато они сохранят крепость для правительства. Написать об этом всем вам, граф, я считал долгом совести».
Письмо Вирена не ошеломило ни графа Гейдена, ни ставку, куда оно было переслано, там знали о настроениях в Кронштадте и Главной базе флота. Из походной канцелярии царя Гейдену ответили, что министр внутренних дел следит за развитием революционной пропаганды в Кронштадте и на Балтийском флоте, что все нити заговора найдены и скоро следует ожидать провала революционных организаций. Меры же, предложенные Виреном, были признаны неприемлемыми.
— Скоро кончится Виреново время, — как-то сказал Дыбенко Павлу Малькову. — Россия стремительно движется навстречу революционному вихрю!
«В Кронштадте царил настоящий террор „опричника“ — адмирала Вирена, — запишет в своих воспоминаниях Дыбенко. — Этот самодур издевался не только над матросами, но и над рабочими Кронштадта…» Главный комендант кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта, ярый реакционер и монархист, был расстрелян 1 марта 1917 года на Якорной площади.
Глава шестая
Волна
Поезд медленно подходил к Петрограду. 22 февраля 1917 года Дыбенко ехал в столицу по делам службы. Утром вышел на Финляндском вокзале и поразился — ни души. На площади только «фараоны» [5] , в город никого не пускают. «Что-то происходит!» Заглянул к знакомым на Выборгской стороне, от них узнал: «Революция!» Помчался разыскивать Выборгскую партийную организацию. По улице шагала группа вооруженных рабочих. Это члены боевой дружины Металлического завода спешили в райком партии. С ними и пошел.
5
«Фараон» — кличка городового.
23 февраля 1917 года в Петрограде началась буржуазно-демократическая революция, в результате которой было свергнуто царское самодержавие. О тех бурных днях П. Е. Дыбенко рассказал в книге «Революционные балтийцы».
«…По улице промчались два грузовых автомобиля с вооруженными рабочими, студентами, женщинами. Стрельбой полицейских автомобиль был вдруг остановлен. На автомобиле падает раненая женщина. Остальные быстро выскакивают, прячутся за машину и начинают отстреливаться. Кто-то около автомобиля возится с пулеметом и не может с ним справиться. Подбегаю, хватаю пулемет и открываю стрельбу по полицейским. А из-за заборов и угла улицы в полицейских летят камни и поленья. Через несколько минут полицейские сдаются. Двое из них убиты. Ко мне обращается студент:
— Вот хорошо, вы, конечно, с нами поедете, не правда ли?
— Да, я с вами. Но скажите, что творится в городе?
— В городе восстание. Есть сведения, что к восставшим присоединился Волынский полк и выступил на улицу.
Едем в Московский полк. Подъезжаем
Революция началась. Судорожно сжималось сердце при мысли: как хорошо было бы теперь бросить хоть один отряд моряков в Петроград! Петроград объят пламенем восстания. На улицах льется кровь. Воздвигаются одни за другими баррикады…
Далеко за полночь после освобождения Тучкова моста от жандармов с поручением от Выборгской стороны еду в Таврический — там, говорят, главный штаб — связаться, доставить донесения и получить указания. Но — увы! — в Таврическом была полная неразбериха. Ничего нельзя было ни понять, ни отыскать. К утру, уже выбившись из сил, мертвецки уснул на перевязочном пункте Выборгской стороны…»
Революционный вихрь нарастал.
Моряки 1-го и 2-го флотских экипажей заняли Николаевский и Царскосельский вокзалы, вступили в Зимний дворец, установили охрану между Невским проспектом и Исаакиевской площадью. Матросы «Авроры» вместе с рабочими Франко-Русского завода (здесь! ремонтировали «Аврору») передали им два пулемета, 50 винтовок, 19 револьверов. Моряки «Авроры», яхт «Штандарт», «Екатерина» уничтожили полицейские засады, захватили арсенал, участвовали в освобождении политических заключенных из тюрем «Кресты», «Шпалерка».
И в Кронштадте власть перешла в руки матросов, солдат и рабочих…
Дыбенко рвался в Гельсингфорс, но поезда в Финляндию не ходили. «А до чего хочется скорее попасть во флот, где и твоя капля будет вложена в подготовку восстания», — запишет Павел Ефимович.
Только на пятый день вечером он выехал в Главную базу. Дыбенко вез драгоценный груз — пачку приказа № 1.
Это был первый законодательный акт Петроградского Совета. Его составила специальная комиссия представителей столичного гарнизона. Приказ предписывал избрать во всех воинских частях солдатские и матросские комитеты, направить по одному депутату в Петросовет. Объявлялось политическое и гражданское равноправие всех военнослужащих. Отменялось титулование офицеров…
В пути Дыбенко узнал, что рядом с ним в спальном вагоне находятся два члена Государственной думы — меньшевик Скобелев и эсер Родичев. «А они зачем спешат в Главную базу Балтийского флота?»
На вокзале в Гельсингфорсе среди встречающих столь высоких особ Павел Дыбенко не увидел адмирала Непенина. В окружении офицеров штаба флота находился вице-адмирал Максимов. «А вот и друзья-моряки, от них сейчас все узнаю». И посыпались новости:
— Командующим Балтийским флотом избран Максимов.
— По-новому называются теперь корабли: «Император Павел I» — «Республика», «Цесаревич» — «Гражданин», «Император Александр II» — «Заря свободы», «Двина» получила свое старое название — «Память Азова»…
Матросы проводили Дыбенко до транспорта «Ща». Вскоре пришли руководители большевистских организаций: с «Республики» — Г. А. Светличный, с «Двины» — П. Д. Мальков, с «Кречета» — Ф. С. Аверичкин, с миноносцев — П. Н. Свистулев…
Новостям нет конца, обо всем поведали: восстание в Гельсингфорсе началось с опозданием; председатель думского временного комитета Родзянко рекомендовал Непенину вовсе не сообщать нижним чинам о революции и об отречении от престола Николая II; несколько дней Гельсингфорс находился на осадном положении; 3 марта с утра начались матросские манифестации…