Командарм Якир. Воспоминания друзей и соратников.
Шрифт:
Даже больше, меньшевики, эсеры и кадеты призывали студентов идти в военные училища, так как, мол, теперь революция закончена, а России для разгрома немцев нужны технические и военные кадры.
Наша большевистская ячейка в институте разоблачала контрреволюционные замыслы буржуазии и реакционной части студенчества. В этой борьбе Иона Якир выступал как заправский партийный агитатор и пропагандист. Особенно энергично выступал он против отправки студентов в военные училища, доказывал, что сейчас надо бороться против войны, за социализм, убеждал колеблющихся, уговаривал сомневающихся.
Нечего говорить и о том,
Мы с Якиром шли в колонне большевиков и чувствовали себя участниками грандиозных исторических событий. Иона всю дорогу острил, отпускал колкие реплики по адресу наших политических противников. Его молодое открытое лицо выражало неподдельный восторг, и, казалось, он был по-настоящему счастлив...
Занятия в институте так и не начались, и многие студенты разъехались по домам. Одни - чтобы готовить пролетарскую революцию, другие - чтобы примкнуть к контрреволюции. Каждый в то время выбирал свой путь, свое место в жизни.
Я уехала в Богородск, бывшей Нижегородской губернии, а Иона Якир - на свою родину, в Кишинев.
В Харьков я вернулась в конце августа, уже после того, как Апрельские тезисы Ленина стали фактической программой действий для каждого, кто хотел и готов был бороться за перерастание буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую. Случайно встретила Якира, который тоже приехал из Кишинева в Харьков по поручению фронтового отдела Румчерода. С гордостью и радостью он сообщил мне, что еще в апреле вступил в партию и получил партбилет. Я тепло поздравила его, так как в какой-то степени считала его своим «крестником».
Иона познакомил меня и со своей невестой Саей, как он называл ее. Сая произвела на меня впечатление умной, жизнерадостной девушки, которая относилась к жениху с трогательным вниманием и нежностью.
– Чем же ты занимаешься?
– спросила я Якира.- Наверно, весь Кишинев перевернул вверх ногами?..
Иона заразительно рассмеялся, а потом рассказал, что усиленно агитирует рабочих и солдат Кишинева за большевистский список по выборам в Учредительное собрание и вообще делает все, что требуется от большевика. И тут же, хохоча, показал мне остроумный призыв: «Не отдадим ни одного голоса дедушкам и бабушкам революции». Эти слова были направлены против престарелой правой эсерки Брешко-Брешковской и ее единомышленника Чайковского, выступавших против Ленина и поддерживавших Временное правительство.
Через несколько дней я опять уехала в Богородск и много лет не видела Иону Эммануиловича Якира. И только в 1934 году встретилась с ним на XVII съезде нашей партии. Мы искренне обрадовались встрече и после одного из заседаний долго гуляли по Моховой улице Москвы.
Говорили о жизни, о семьях, с делах партии и страны и, конечно же, вспоминали нашу юность, студенческую дружбу. Как быстро пролетели годы и годы!.. Как изменились и выросли люди, как изменились мы сами... Иона Эммануилович окреп, возмужал и в своей военной форме выглядел еще более стройным и подтянутым. Правда, мне он показался очень усталым, но на
– Дела, дела!
– отмахнулся Якир и чуть прикрыл веками глаза.
Это была наша последняя встреча
МЫ ПОМНИМ ЯКИРА. Ся Ю-Шань
1916 год... Надеясь избавиться от голода и нищеты, я покинул свою родину и вместе с тысячами таких же китайцев-бедняков в поисках заработка приехал в царскую Россию.
Мне было тогда двадцать один год. Много времени прошло с тех пор, многое забыто, но есть такое, чего не забудешь никогда.
Через два года мощный революционный поток захватил и увлек всех нас. Мы, китайские рабочие, с оружием в руках стали под Красное знамя Великого Октября. Плечом к плечу с нашими братьями - русскими рабочими и крестьянами дрались мы с общим врагом - белогвардейцами и интервентами.
Китайский батальон, в котором я служил, был создан в 1918 году в городе Тирасполе. Нас, китайских бойцов, было около тысячи человек, и, конечно, имена всех боевых товарищей запомнить невозможно. Помню только вот кого: командира батальона товарища Сун Фу-яна (затем небольшой период времени батальоном командовал Пау Ти-сан), командира взвода Ли Лу, переводчика Ян Сана и товарищей Ху До-яна, Син Ди-тана, Чу Ху-лана, Ян До-лина, Су Шина, Чин Го-нана, Ван Дин-бана, Ван Фан-цея, Ти Хо-тина, Лю Сун-дуна, Ян Зу-шаня, Ли Шаня, Ли Бина, Е Чжи-цуна, Тин Лана.
После успешных боев, проведенных с различными бандами, наш батальон влился в состав 397-го полка 45-й дивизии, которая в то время стояла под Одессой. 2-й бригадой этой дивизии командовал Г. И. Котовский. Часто на марше конники Котовского, обгоняя нас, подбадривали дружеским, веселым возгласом: «Ваня, вперед!»
Начальником 45-й дивизии был И. Э. Якир.
При наступлении наша дивизия вошла в город Александровск. Когда мы, пять человек, пошли на отдых в один дом, то совершенно неожиданно встретили там вооруженных людей. И каково же было наше удивление, когда выяснилось, что это махновцы!
Такая встреча нам, конечно, не понравилась, и мы насторожились. А вскоре на станцию прибыл штаб-вагон 13-й армии, в котором приехал член Реввоенсовета товарищ Орджоникидзе.
На городской площади был организован митинг, на котором выступили с речами представители советского командования и представители махновцев. Орджоникидзе и Якир призвали махновцев порвать со своим прошлым и вступить в ряды защитников власти Советов.
Эти призывы пришлись не по вкусу Махно, и он стал призывать свою банду не слушать комиссаров и оказать сопротивление. Настроение накалялось, и митинг мог превратиться в вооруженное столкновение. Тогда наши части, в том числе и китайский батальон, окружили банду и разоружили ее, но при этом сам «батько» удрал.
Своими решительными действиями, смелостью и преданностью делу революции наш батальон заслужил похвалу начдива. И вот однажды, уже после разоружения махновцев, на одном из привалов в расположение нашего батальона в сопровождении командиров пришел товарищ Якир.
Внимательно глядя в лица китайских бойцов, начдив спрашивал нас о самочувствии, настроении, питании. Подоспевший переводчик товарищ Ян Сан помог объясниться, и разговор стал более оживленным.
К концу беседы начдив обратился и ко мне: