Командир атакует первым
Шрифт:
Наши войска укрепляли позиции на плацдарме. Войска фронта накапливали силы для нового наступления. Авиационные части усиленно занимались вводом в строй молодых летчиков, несли боевое дежурство, прикрывали с воздуха позиции своих войск. В воздухе стало намного спокойнее.
К этому времени были награждены многие участники боев за Сандомирский плацдарм. Большинство летчиков нашего полка получили боевые ордена, в том числе и я был удостоен ордена Отечественной войны I степени.
С большой радостью личный состав встретил известие о присвоении полку наименования Сандомирский. Такой чести удостаивались
Впереди ждали новые бои, и мы усиленно готовились к ним. Возвратился из Москвы Сергей Данилович Луганский. Оказывается, командира вызвали для того, чтобы сделать его бюст с натуры. Партия и правительство приняли решение увековечить имена дважды Героев Советского Союза.
После возвращения майора Луганского командир дивизии разрешил мне съездить домой, на Украину, пока на фронте затишье. Очень хотелось побывать в Тбилиси, повидаться с женой и дочкой, но в дальние края отпустить меня не рискнули. Я был несказанно рад и тому, что смогу увидеть родных, которые пережили страшное время оккупации...
Между Вислой и Одером
В начале сорок пятого года 152-й гвардейский истребительный авиационный полк провожал в столицу своего командира дважды Героя Советского Союза майора Луганского. Сергей Данилович уезжал по вызову из Москвы на учебу в академию. Уезжал неохотно, подчиняясь только силе приказа. Перед этим его вызвал командующий фронтом Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев.
Маршал хорошо знал Сергея Луганского. Однажды он наблюдал за боем, в котором Луганский, как всегда, мастерски сбил вражеского разведчика. Узнав, что у летчика на боевом счету более тридцати сбитых самолетов противника, Иван Степанович приказал представить его к награждению второй Золотой Звездой. Сам он и вручил награду нашему командиру.
По словам Сергея Даниловича, Конев очень тепло встретил его в своем штабе. Он расспрашивал о боевых делах полка, о летчиках, о жизни самого Сергея Даниловича. Больше всего Луганского удивил вопрос маршала о послевоенных планах. Сергей Данилович ответил, что и в мирное время собирается летать, служить в армии. Вот тут-то Конев и объявил о решении откомандировать Луганского на учебу. Просьба оставить его в войсках на командующего фронтом не подействовала, а когда Сергей Данилович попробовал настаивать, тот перешел на официальный тон:
– Поедете учиться. После войны нам грамотные командиры будут тоже нужны.
Луганский четко ответил: "Слушаюсь!" - и Конев спросил его, на кого остается полк. Сергей Данилович сказал, что, как и положено, на заместителя командира - майора Шевчука. Фамилия, понятно, маршалу ни о чем не говорила, но он не возражал, сказав, что доверяет Луганскому, который хорошо должен знать своих офицеров. Иван Степанович подчеркнул при этом, что он, как командующий фронтом, считает фигуру командира полка самой важной в армии, особенно во время войны.
Затем маршал снова перешел на неофициальный тон, даже несколько позавидовал Луганскому, что тот скоро будет в Москве...
– Ну, ничего. Теперь уже и нам недолго, - мечтательно проговорил Иван Степанович. - Скоро войне конец...
И
Сергей Данилович обходит строй. Прощается с механиками, техниками, летчиками. Особенно дружески и сердечно - с ветеранами полка, с кем прошел большой и трудный путь. Иван Корниенко, Евгений Меншутин, Николай Шутт, Гари Мерквиладзе, Николай Дунаев, Виктор Усов, Георгий Полянский - почти все они уже стали Героями Советского Союза. Целое созвездие...
Я стоял перед строем полка. Место это еще непривычно для меня.
Хотя и приходилось заменять Луганского во время его отъезда и стоять перед строем, но тогда я был все-таки заместителем. А сейчас, с минуты, когда Сергей Данилович подойдет к Знамени, опустится перед ним на колено и коснется губами священного полотнища, я становлюсь командиром. С этой минуты я буду облачен всей полнотой командирской власти, и с такой же полнотой на меня ляжет ответственность за Знамя и честь полка, за самолеты и летчиков, за каждого вверенного мне человека, за сбитых и несбитых фашистов, за победы и поражения в воздушных боях, за все, что личный состав полка сделает на земле и в воздухе.
Я горжусь доверием командования и искренне рад назначению. Но понимаю, что будет очень трудно, и не только потому, что мне всего двадцать пять лет и здесь есть люди старше меня. Не только потому, что на должности заместителя командира я пробыл всего несколько месяцев и, естественно, нет еще полноценного опыта руководства. Самое сложное в том, что я вступаю в командование полком на смену такого замечательного командира, отважного летчика, обаятельного человека, как Сергей Луганский.
Понимаю, что все зависит от меня. Со вчерашнего вечера, когда пришел приказ о назначении, я думаю об этом очень много. К чему я готов и к чему не готов? На что обратить внимание?..
Прежде всего я вспомнил своих командиров. Вспомнил всех, начиная от первого инструктора - лейтенанта Поликанова, кончая Луганским и генералом Баранчуком. Дзусов, Карнач, Федосеев, Кутихин... Образцовые офицеры, умелые командиры, замечательные люди. Значит, мой, пусть очень небольшой, опыт будет подкреплен в той или иной степени их опытом? Да, несомненно. Вольно или невольно, но мое мышление военного человека воспринимало многое из их работы.
А кроме них у меня были еще прекрасные учителя - комиссары, политработники. Политрук Береговский, комиссар Якименко, замполит Меркушев разве их опыт, их деятельность не будут частью моего командирского потенциала?
Немало значит и боевой опыт. Тот памятный бой над Керченским полуостровом, борьба за возвращение в строй, десятки других воздушных схваток, боевых вылетов...
Разве не сыграли они своей роли в формировании характера стойкого воздушного бойца, военного человека?
А многочисленные встречи, о которых я задумывался еще там, в маленькой санчасти села Семисотка после ранения? Сосед - летчик с гангреной ног и удивительной выдержкой, командир стрелкового полка на передовой, военврач Авророва, соседи по палате в госпитале, старик сапожник Вано... Разве ничего не стоит этот человеческий опыт, который вольно или невольно, но воспринимало мое сознание?