Командир и штурман

О'Брайан Патрик

– Хирурги – отличные ребята, – отозвался Стивен Мэтьюрин с ноткой сарказма. – Что бы мы без них делали, боже упаси! Ловкость и быстрота, с которой мистер Флори вскрыл в здешнем госпитале eparterial bronchus [19] , удивила, я сказал бы даже – восхитила бы вас. Но я не имею чести принадлежать к их числу, сэр. Я всего лишь обычный врач.

– Извините меня, ради бога, надо же было так ошибиться. Но даже в этом случае, доктор, даже в этом случае я заманил бы вас на борт своего судна и держал взаперти до тех пор, пока мы бы не вышли в море. На моей бедной «Софи» нет лекаря, и нет никакой надежды отыскать его. Послушайте, сэр, неужели мне не удастся уговорить вас вместе отправиться в плавание? Военный корабль – находка для философа, особенно в Средиземном море. Тут есть и птицы, и рыбы – обещаю, что вы увидите чудовищных и странных рыб, редкие природные явления, метеоры, а еще – возможность получить призовые деньги.

Ведь даже Аристотель позарился бы на призовые деньги. Дублоны, сэр. Они сложены в мягкие кожаные мешки приблизительно вот такой величины. И очень приятно ощущать их тяжесть. Больше двух мешков человеку не унести.

19

Надартериальный бронх (лат.).

Говорил Обри шутливым тоном, не рассчитывая на ответ, поэтому удивился словам Стивена:

– Но у меня нет диплома морского врача. Разумеется, мне довелось делать немало вскрытий, и я знаком с большинством хирургических операций. Но я не изучал морской гигиены и совсем не знаю характерных для моряков болезней…

– Благослови вас Господь! – вскричал Джек. – Даже не думайте о таких пустяках. Вы только представьте, кого нам присылают, – помощников хирурга, несчастных недорослей – недоучек, которые в лучшем случае отирались по аптекам, чтобы получить патент в военно – морском министерстве. Они знать не знают, что такое хирургия, не говоря о медицинской науке. Они учатся ей на бедных матросиках. И еще они надеются заполучить опытного фельдшера, какого-нибудь мастера ставить пиявки, хитрована или мясника из числа матросов. В печати о таких пишут сколько угодно. И когда они немного поднатаскаются в своем ремесле, то сразу метят на фрегаты и линейные корабли. Что вы! Мы были бы рады заполучить вас, более чем рады. Прошу вас, подумайте над моими словами. Не стоит говорить, – с серьезным выражением лица добавил молодой офицер,-как приятно было бы мне оказаться вашим сослуживцем.

Открылась дверь, и вошел официант со словами:

– Морская пехота.

Вслед за ним появился солдат в красном мундире с пакетом в руке.

– Капитан Обри? – произнес он громким голосом. – Это вам от капитана Харта с наилучшими пожеланиями.

Прогрохотав сапогами, он тотчас исчез, и Джек заметил:

– Должно быть, это распоряжения от коменданта.

– Не обращайте на меня внимания, прошу вас, – сказал Стивен. – Вы должны прочитать их тотчас же.

Взяв скрипку Джека, он отошел в дальний конец комнаты и принялся наигрывать тихую, как бы шепчущую мелодию, повторяя ее вновь и вновь.

Распоряжения оказались именно такими, каких Джек и ожидал: ему было предписано как можно быстрей пополнить запасы, погрузить провизию и отправиться для конвоирования в Кальяри двенадцати парусных судов и транспортов (перечисленных отдельно). Ему предписывалось следовать полным ходом, но щадить при этом рангоут и паруса. Он не должен был уклоняться от опасности, но в то же время ему не следовало рисковать напрасно. Затем, под грифом «Секретно», ему были даны инструкции относительно особых сигналов – как отличать своего от противника: «Судну, сигнализирующему первым, надлежит поднять красный флаг на топе фок-мачты и белый флаг с вымпелом над ним – на грот-мачте. Отвечать должно поднятием белого флага с вымпелом над ним на топе грот-мачты и синего флага на топе фок-мачты. Судно, первым поднявшее сигнал, должно выстрелить из одной пушки в наветренном направлении, а то, которое ему отвечает, стреляет трижды, с интервалами между выстрелами, в подветренном направлении». Наконец, была приписка, в которой указывалось, что лейтенант Диллон назначен на «Софи» вместо мистера Болдика, который вскоре прибудет на борт «Берфорда».

– Хорошие новости, – произнес Джек. – У меня будет отличный товарищ в лице лейтенанта. «Софи» по штату полагается лишь один лейтенант, так что это очень важно… Лично я с ним не знаком, но он великолепный товарищ, я в этом уверен. Он отличился на «Дарте» – наемном куттере: в Сицилийском канале атаковал не то два, не то три французских капера. Одного из них потопил, а второго захватил. На флоте только об этом и говорили, но его рапорт в «Гэзетт» опубликован не был, и повышения он не получил. Чертовски не повезло малому. Для меня это удивительно – такое впечатление, будто повышение его не интересовало. Фитцджеральд, которому известно о вещах такого рода, сказал мне, что Диллон не то племянник, не то кузен какого-то пэра. Вполне возможно. Десятки людей получали очередной чин за гораздо менее значительные подвиги. К примеру, я сам.

– Позвольте узнать, что именно вы совершили? Я так мало знаю о флотских делах..

– Все просто: мне два раза чуть не проломили голову – сначала во время сражения на Ниле и потом еще раз, когда «Женерё» захватил старый «Леандр». Приспела пора раздавать награды, и поскольку я оказался единственным оставшимся в живых лейтенантом, то наступил и мой черед. Повышение ко мне пришло не сразу, но, клянусь, было кстати, хотя я его и не заслужил… Как насчет чая? Да еще с куском сдобного пирога? Или предпочитаете портвейн?

– Чай был бы

весьма кстати, – отозвался Стивен. – Но скажите, – продолжал он, взявшись за скрипку и прижав ее подбородком, – разве ваши повышения не связаны со значительными расходами, поездкой в Лондон, приобретением формы, клятвами верности, уплатой налогов?..

– Клятвами? Вы имеете в виду присягу? Нет. Это касается только лейтенантов. Вы отправляетесь в Адмиралтейство, вам зачитывают бумагу, где говорится о необходимости соблюдать верность трону, о могуществе империи, о полном непризнании Папы Римского. Вы чувствуете торжественность момента и произносите: «Даю в сем клятву», а малый за конторкой говорит: «Это обойдется вам в полгинеи», – и знаете, у вас тотчас пропадает ощущение торжественности. Но это касается лишь строевых офицеров, врачи назначаются приказом. Думаю, вы-то не станете возражать против принятия присяги, – произнес Джек с улыбкой, но, почувствовав, что замечание прозвучало неделикатно, затрагивало личность его гостя, продолжал: – Я служил с одним умником, который дошел до того, что стал отвергать любой вид присяги. Он мне не нравился тем, что то и дело мял свою физиономию. Мне кажется, это было от нервов, и, видно, привычка эта его подбодряла. Однако всякий раз, когда вы смотрели на него, он или засовывал себе в рот палец, или сдавливал себе щеку, или перекашивал подбородок. Разумеется, это пустяки, но когда постоянно, изо дня в день, находишься с ним в одной кают-компании, такое поведение начинает утомлять. Среди младших офицеров или в лазарете еще можно сказать: «Ради бога, оставь свое лицо в покое», но в кают-компании приходилось терпеть его ужимки. Он пристрастился к чтению Библии и из этого чтения заключил, что клясться грешно. Когда устроили дурацкий суд над беднягой Бентамом, его вызвали в качестве свидетеля и он наотрез отказался присягать. Старику Джарви он объяснил, что это противоречит Евангелию. Все могло сойти с рук, имей он дело с Гамбье или Сомаресом, но старик Джарви ему не спустил. Беднягу, к сожалению, списали. Признаться, я его не любил, да и пахло от него, но он был неплохой моряк и никому не причинял вреда. Вот что я имею в виду, когда говорю, что вы не стали бы возражать против присяги – вы же не фанатик.

– Разумеется, я не фанатик, – отозвался Стивен. – Воспитал меня философ, и я, в известной мере, проникся его скептицизмом. Он бы назвал присягу детской забавой – бесполезной, хотя и безвредной, если она добровольна. Присяги следует избегать, если ее вам навязывают. Но в наш век немногие, даже среди вас, морских волков, откажутся от сыра, который надо достать из мышеловки.

Наступила продолжительная пауза, во время которой принесли чай.

– Чай вы пьете с молоком, доктор? – спросил Джек.

– Если можно, – отозвался Стивен, который о чем-то задумался, уставившись в пустоту и сжав губы в беззвучном свисте.

– Я бы хотел… – начал было Джек, но Стивен его прервал:

– Принято считать, что проявлять себя в невыгодном свете – это признак слабости или даже неразумности. Но вы говорите со мной с такой откровенностью, что я не могу не последовать вашему примеру. Ваше предложение чрезвычайно соблазнительно. Если не учитывать соображений в пользу такого решения, о которых вы сообщили столь предупредительно, дело еще и в том, что здесь я нахожусь в крайне стесненных обстоятельствах. Пациент, которого я должен был обслуживать до осени, скончался. Насколько мне известно, человек он был состоятельный – у него имелся дом на площади Меррион. Но когда мы с мистером Флори стали осматривать его имущество, прежде чем опечатать его, мы ничего не нашли – ни денег, ни векселей. Его слуга сбежал, что может объяснить этот факт, однако его друзья на мои письма не отвечают, а война отрезала меня от моего небольшого имения в Испании. И когда я вам сказал некоторое время назад, что давно так хорошо не ел, я говорил это не из пустой вежливости.

– Какой кошмар! – воскликнул Джек. – Мне страшно жаль, что вы оказались в таком затруднительном положении, и если из-за res augusta [20] у вас сложности с наличностью, надеюсь, вы позволите мне… – С этими словами Обри полез в карман панталон, но Стивен Мэтьюрин, улыбаясь и качая головой, проговорил:

– Нет, нет, нет. Но вы очень добры.

– Мне, право, жаль, что вы оказались в таком затруднительном положении, доктор, – повторил Джек Обри, – я испытываю нечто вроде стыда из-за того, что воспользовался им. Но моей «Софи» нужен врач. Морякам нравится, когда с ними хоть кто-то может нянчиться. Они любят, когда им выдают какие-то снадобья, и судовой экипаж, в котором нет пусть даже самого неотесанного лекаря, – несчастные люди. Кроме того, вот вам ответ на ваши денежные затруднения. Для такого ученого человека, как вы, жалованье мизерное – пять фунтов в месяц, и мне даже стыдно называть такую сумму. Но зато есть возможность получать призовые деньги; кроме того, имеется дополнительный приработок наподобие «дара королевы Анны» и добавочных сумм при лечении больных оспой. Они высчитываются из их жалованья.

20

Казенные дела (лат.).