Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии
Шрифт:
В течение этого дня мы шесть раз открывали огонь по самолетам противника, прикрывая наши войска, что шли в сторону границы. Надеюсь, механизированные корпуса второго эшелона, которые закрывали собой прорыв, не только остановят немецкие войска, но и нанесут им потери. Например, нам помогли танкисты 9-го механизированного корпуса под командованием генерал-майора Рокоссовского. Хотя, как мне пояснил лейтенант с обгоревшими руками – он доставал из танка своего механика, – их полк сбился с пути и поэтому оказался у Ровно. А основные части корпуса сейчас на маршруте чуть дальше, севернее Ровно,
К вечеру двадцать девятого июня я понял, что наши все, кончились – отступившая было канонада снова начала к нам приближаться. Над головами постоянно висела авиация, бомбя лес, который в последнее время был нашим пристанищем. Видимо, пожаловались уцелевшие пехотинцы из уничтоженной колонны своим начальникам, кто их тут обидел, да и авиация припомнила старые обиды: все-таки два сбитых да четыре подбитых – это хоть что-то. Кусачая у нас батарея, вот они и бомбили лес уже третьим налетом. К тому же вчера мы еще двух приземлили. Один уже был где-то подбит, летел медленно. Сбить его оказалось на удивление нетрудно, второго ближе к вечеру, когда колонна из двенадцати «хейнкелей» возвращалась с бомбардировки на пятисотметровой высоте. Тут уж они сами подставились. Могли и выше подняться.
В общем, в данный момент мы наблюдали за работой девятки «юнкерсов», находясь в двух километрах в стороне от леса, где неплохо замаскировались в чистом поле под видом стогов прошлогоднего сена. Огня мы, конечно, не открывали. Эта девятка «юнкерсов» от нас мокрого места не оставит, одно дело перехватывать, когда они пустые идут с бомбардировки, другое – когда сами нас ищут. Ну их на фиг. Пусть лучше лес бомбят, чем наши части.
– Улетают, – опустив трофейный цейсовский бинокль, сказал Сазанов.
У меня бинокль был получше, старшина подарил, поэтому провожал я их дольше.
– Да, похоже, – убрав бинокль в чехол, я вернулся к бритью. Правая сторона уже успела подсохнуть, так что я стер полотенцем пену и, размешав в ступке, стал наносить ее заново. – Думаю, завтра или послезавтра можно ожидать передовые порядки немцев. Похоже, кончились у наших силы, все бросили в контратаку. Видел, сколько час назад машин с ранеными проехало?
– Видел, – вздохнул взводный.
– Это медсанбаты и госпиталя эвакуируют, – пробормотал я и замолчал, работая опасной бритвой.
– Вчера к нам подъезжал капитан-пограничник, ну, тот, у которого в кузове пленные немецкие офицеры были, так он говорил, что немцы два наших госпиталя из огнеметов сожгли. Всех, и врачей, и раненых.
– Не помню такого, – задумался я, с помощью зеркальца проверяя, тщательно ли побрился.
– Это было, когда вы к тому полковнику ходили, относили памятки.
– Ах да, к вам какой-то грузовик ЗИС подъезжал. Да, точно, ты же докладывал, да только потом был тот налет, от которого мы едва не потеряли батарею, вот и вылетело из головы.
Вчера к обеду я увидел проходивший мимо батальон, оказавшийся потрепанным авиацией полком, вот и вручал командирам написанные с моих слов памятки. Там были зарисовки, как стрелять по самолетам противника и как из простой винтовки с зажигательными пулями жечь немецкие танки. Многие командиры благодарили.
В тот момент я как раз разговаривал с командиром дивизии, в которую входил этот полк, рассказывал о прошедшем тут бое, о котором памятниками напоминала сожженная техника. Вот и получилось, что того капитана пропустил, как-то вылетело из головы.
– Бойцы слышали?
– Молчунов, он потом и передал остальным.
– Хорошо, – убирая бритвенные принадлежности в сидор, я велел полить стоявшему рядом бойцу и вымыл лицо. – Жаль, политрука нет. Я бы его заставил провести политбеседу на эту тему.
– Да бойцы и так поняли, уже много наслушались. А как вы вчера того стрелка высмеяли, что немцев тьма, что танки у него непобедимы и что авиации куча, которая все долбит и долбит.
– Да бред он нес. У страха глаза велики. Немцы просто хорошо организованы, умеют взаимодействовать с другими родами войск и имеют за спиной двухлетний опыт войны. У них своя тактика блицкригов, вот они ее и используют. Кстати, отбой тревоги. Пусть бойцы пару часов отдохнут до ужина, а там снова тренировки. Выполнять!
– Есть.
После ужина, когда мы наблюдали за новой бомбежкой Ровно – дымил он уже второй день – внезапно кто-то за косогором открыл по идущим на двух тысячах «юнкерсам» огонь.
– Наши, тридцатисемимиллиметровые бьют, – сказал стоявший рядом со мной старшина. Мы как раз отвлеклись от подсчитывания имущества, когда начался налет на город. А поскольку ничего не могли сделать, только молча наблюдали. Поэтому и удивились, кто это стреляет по высоко идущим немцам.
– Точно, – согласно кивнул я головой, продолжая крутить в руке карандаш. – Две зенитки работают. Может, из отступающих частей орудия? Мы уже сколько таких видели? Штук пять точно.
– Вполне может быть, – задумчиво протянул старшина. – Может, мне съездить посмотреть?
– Нет, не нужно выдавать наши позиции. Сейчас бомбардировщики второй волны пойдут назад, вот и будем их перехватывать. Вон, как раз Сазанов бежит.
– Товарищ лейтенант, это что, наши? – радостно спросил он.
Видимо, его тоже беспокоило, что второй день нет никаких приказов в такой неопределенной обстановке. Меня это ничуть не волновало, так что я продолжал сохранять невозмутимый и уверенный в себе вид, что передавалось бойцам. У нас не было ни одного паникера, все работали с огоньком, без вопросов, для чего они все это делают и почему не обстреливают всех пролетающих мимо немцев.