Командир Красной Армии
Шрифт:
— Что! — пробормотал я, отчаянно зевая и потирая лицо.
— Наблюдатель доложил, что видит пыль с запада. Похоже, немцы идут.
— Батарея к бою! — тут же рявкнул я, вскакивая и упираясь каской о верх маскировочной сети. Бойцы полусонно засуетились, занимая свои места.
Вчера по дороге сперва уменьшился, потом совсем стих поток беженцев. Еще проскакивали одиночные машины или небольшие войсковые колонны отступающих, но к вечеру не стало и их. Хотя часовые сообщили, что ночью прошла крупная танковая часть. Около двадцати машин, плюс десяток грузовиков.
Да и мы слышали, что на второй день едва слышная канонада заметно приблизилась. Мало того, вчера мы по самолетам вообще не стреляли, укрывшись в лесу и замаскировавшись деревьями. Немецкие летчики уже привыкли, что у этого леса постоянно по ним лупят, причем не с одного места, а каждый раз с разного. Поэтому вечером пролетающая мимо девятка бомбардировщиков, которая привычно облетела стороной наш лесок, даже снизилась от удивления, а через час над лесом минут двадцать крутился разведчик. Не знаю, поверили ли немцы моей хитрости, что мы ушли или нет, но ночью мы перегнали зенитки в капониры под маскировочные сети, а в танках сидели экипажи. В общем, все ждали немцев.
Я находился в капонире второго орудия под командованием сержанта Дмитриева, для меня даже отдельный окоп вырыли с ходом сообщения в капонир. Именно тут я и стоял, наблюдая за дорогой держа в руках ракетницу.
Время было часов десять. До сигнала от наблюдателя все отдыхали, кто спал, кто бодрствовала в нервном ожидании боя, теперь же бойцы готовились к бою. Посыльный уже предупредил расчеты других орудий, и сейчас встав на камень рядом с орудием сержанта Ольнева, стал махать белой тряпкой, предупреждая наблюдателей у леса. Те должны разбудить расчеты танков и расчет Индуашвили. Время хоть и было десять дня, но я дал людям отдохнуть перед боем.
Что меня немного волновало. Не было никаких известий от капитана Матвеева, хотя он мог бы прислать приказ на отход или хотя бы держаться до последнего. Но посыльных от командования не было.
Буквально через пятнадцать минут после того как меня разбудили, показался передовой дозор немцев. Состоял он из восьми мотоциклов с люльками, причем на всех были пулеметы, и двух бронетранспортёров с солдатами.
Все командиры знали, что дозор мы пропускаем, ожидая подхода основных сил, поэтому мы только и проводили сильно запыленных немцев печальными взглядами.
— Эх, сейчас бы вдарить! — проговорил наводчик горизонтальный плоскости. Орудие стояло от меня в пяти метрах, так что я все слышал.
— Их тут мало Савелий. Вот основные силы подойдут, тогда и вдарим, — ответил другой боец, в это время из канистры поливающий воду на землю у ствола, чтобы при выстреле не было пыли. Сам ствол орудия был от земли всего в двадцати сантиметров, так мы закопали машину.
— Едут, — воскликнул один из заряжающих.
Он отодвинул край маскировочной сети, чтобы было лучше видно. Отчего мне на него пришлось рявкнуть.
Проводив его сердитым взглядом, я в бинокль стал рассматривать колонну.
— Передовая
— Ясно, — кивнул Дмитриев.
Опыт стрельбы по наземным целям у расчетов был. А сделали мы просто, старшина достал стометровый канат прицепили его к обломкам первого сбитого нами самолёта, благо хвост и фюзеляж там уцелели, и таскали его по полю, а орудия стреляли. Изнахратили его в труху, но по движущимся мишеням стали попадать.
Убрав бинокль в чехол, колонна уже была видна невооруженным взглядом, я взял стоявшую рядом винтовку старшины, заряженную зажигательными патронами и, уперев приклад в плечо, положив ствол на бруствер, скомандовал:
— А-агонь!
После всех споров и обсуждений, как будем организовывать засаду, я решил что первым будет выстрел того орудия с которым буду я. Это и будет сигнал к открытию огня.
Как я и рассказывал бойцам, немцы везли на своих танках горючее в канистрах, поэтому лучше стрелять по ним. Из простых винтовок разуметься. Не из орудий. Четверо свободных бойцов, лежали по двое у орудий Сазанова. Они, как и я будут отстреливать канистры зажигательными пулями. При эвакуации вскочат на подножки кабин и так эвакуируются. Все было продумано, и даже проведена одна тренировка, немного с огрехами, но каждый боец теперь знал, что ему делать.
Сейчас хотелось бы описать, что из себя представляет этот самый перекресток, если взглянуть со стороны немцев. Если ехать по дороге со стороны границы, то дорога упирается в Тэ-образный перекресток, налево к Ровно, направо в сторону ближайших деревень и воинских городков. Прямо через поле виднелся лес окруженный множеством воронок, мою батарею часто бомбили, вернее пытались. Если на перекрестке повернуть направо, а через двести метров налево, то тонкая полевая дорога с засыпанными воронками приведет к лесу.
Так вот, когда немецкие танки достигли поворота на Ровно, то внезапно с двухсот метров, практически в упор ударили два скорострельных орудия. Передовой танк на полном ходу потеряв правую гусеницу развернулся на катках, кормой в сторону леса. Второй Т-III, получив очередь бронебойных снарядов, вдруг вспух изнутри от внутренней детонации.
Вторыми очередями, эти два орудия добили головной танк в борт и разнесли один из Т-II. В это время же вступили в бой еще два орудия, расстреливая разъезжающиеся танки и грузовики. Вот попало очередью осколочными снарядами в кабину «опеля» отчего из кузова вылетели ошмётки, ранее бывшими солдатами Вермахта. Не смотря на слабую силу гранат, осколочные снаряды пока справлялись, хотя было видно, что мощность не достаточная.