Командир Разведгруппы. За линией фронта
Шрифт:
Надежда была на то, что гитлеровцы сдрейфят и не станут подниматься в незнакомые и труднопроходимые места. В одном из направлений их наступления на стоянку партизан немцы нарвались на мины, предусмотрительно заложенные заранее. Часть карателей, потеряв ориентиры, вероятно, в отсутствие качественной связи, завязала боестолкновения… между собой. Кто-то из партизан бросил в автомашину гранату. Она вспыхнула как спичка, – видно, загорелся бензобак. Пламя быстро перекинулось на другой автотранспорт. Немцы остались без машин. Возникла паника…
В этом бою
Поэтому решили использовать низкорослую лошадку, подаренную группе советских разведчиков комиссаром словацкой горной партизанской бригады Франтишеком Мишее. При таком передвижении Зорич чувствовал себя легче – не приходилось тратить дополнительные силы на ходьбу по глубокому, то сыпучему, то мокрому снегу, когда костыли вместе с ногами легко проваливались в белую холодную кашицу, но зато их трудно было вытаскивать оттуда.
Командиру группы иногда казалось, что он в силу возникших непредвиденных обстоятельств – ранения не в полной мере справляется с руководством людьми и может случиться так, что ему придется передать бразды правления кому-либо другому из побратимов по оружию.
«Неужели мне суждено здесь погибнуть? – спрашивал сам себя Александр и тут же отвечал: – Нет, эту аберрацию пессимизма принять нельзя – она отклоняет меня от истины – бороться до конца и не сдаваться. Время должно быть лекарем солдату. Оно определяет движение. У времени нет ни начала, ни конца, а есть только одно направление – вперед. Вот и мне надо вперед – ползти, идти, бежать, – но только двигаться вперед. Я должен поспевать за временем – тогда спасусь и стану на ноги. Когда хочется заплакать – улыбнись! Надо выдержать это испытание, – не раскисать, Александр! Ни в коем случае! Иначе ждёт поражение».
Эти слова поддержки он бубнил себе под нос, как заклинание, как молитву, как обет, даваемый человеком для исполнения чего-то важного и нужного. Поддерживал его и сам дух сорок четвертого года, когда в трагический пейзаж войны теперь уже входили приятные черты победоносного шествия Красной Армии на запад, а это значит, в сторону гитлеровского логова – рейхсканцелярии Гитлера в Берлине. Это обстоятельство тоже придавало сил раненому командиру и его боевым побратимам и было своеобразным психологическим снадобьем на рану, которая должна была поддаться лечению.
Ему почему-то именно в этот печальный момент вспомнился двойной рисунок в «Правде» – «Долг платежом красен».
В верхней его части было показано, как крестьянин вынужден был снять шапку
Днем фашист сказал крестьянам:
– Шапку с головы долой! —
Ночью отдал партизанам
Каску вместе с головой.
Он даже улыбнулся тому, что вспомнил это четверостишие, так подходящее к поднятию настроения.
Однако рана на ноге никак не заживала, более того – начала дальше воспаляться, гноиться и чернеть в области ногтевых фаланг. Перебитые сосуды ноги меньше поставляли с кровью живительных веществ стопе. Появилась опасность возникновения гангрены – самой страшной болезни в полевых условиях, тем более, в зимнее время и в гористой местности. Следующим этапом лечения могла быть только хирургия – ампутация конечности. Доктор тоже намекал на такой неблагоприятный исход. Он прямо сказал:
– Товарищ командир, терапия бессильна в подобных случаях. Спасти может только хирургия. Других вариантов не вижу.
Тяжело было сознавать такой финал тридцатилетнему майору…
Но время поджимало.
Надо было продвигаться в сторону Скицова и Братиславы, несмотря на облавы карателей, спорадические стычки с ними и занесенные глубокими снегами горные перевалы.
Снегов в то время было так много, что порой казалось – отряд не доберется до места назначения, завязнет в белой непроходимости и будет дожидаться весны, а может, и замерзнет в снежном безмолвии. Это было внутреннее состояние человека, обусловленное реальным бедствием, отрицательно окрашенным эмоциональным процессом с точки зрения психологии, а если сказать проще – появился страх. Его пытался прогнать долг перед соратниками по оружию, Центром и Родиной.
Сознание же долга, привязывающее человека к его обязательствам, есть не что иное, как сознание высшего интереса, который одерживает в нем верх над интересами низшего порядка – страхом, ленью, ложью, необязательностью.
Зорич понимал, что чем раньше они достигнут «оперативной точки» – базы, откуда будут наносить по противнику удары своим специфическим оружием, тем легче будет Красной Армии, тем меньше у неё будет потерь. Это было не праздное словоблудие, а чистое патриотическое желание, выстраданное и выстоянное в душе, не оскверняемой сделками с совестью.
Человек на войне создан для действия, но при этом лучше думать перед тем, как действовать, чем после. Даже обращение к богу через молитвы и небеса не помогает людям, которые бездействуют и уповают на случай.
Недаром говорится, что единственное в мире, что имеет ценность, – это деятельная душа, направляемая словом на дело, ибо слово – тень дела, образ дела. Если что можно доказать делом, то на это незачем тратить слова.
Впереди группу Зорича ждали большие дела.