Командир. Трилогия
Шрифт:
С этими словами Клим протянул Владимиру крючок для акулы, поданный ему кем-то из его артели. Акулий крючок был похож на согнутую булавку, если только представить себе булавку, из толстого, отличного железа, длиной этак фута в два. Осмотрев крючок, морпех вернул его старому рыбаку, а тот не глядя передал его себе за спину. И начал повествовать далее:- К свободному концу цепи привяжу крепкую смоленую веревку, намотанную на деревянную вьюшку. На крючок насажу приманку - пудовый кусок мяса, лучше всего нерпичьего. Но можно и рыбу большую. Привяжу и выброшу за борт бочонок. Из бочонка, расплывутся по воде, потянутся струи жира, у нас его лайва называют. Лайва потекла, теперь акула к нам враз пожалует. Потом налажу удилище. Какую нибудь крепкую жердь возьму. Тонкий конец жерди выдвину наружу, а комель крепко на крепко привяжу к бортовому брусу. Потом брошу крючок с наживой в море и, изрядно потравив веревку, накину петлю на конец жерди, где и закрепляю надежно. Вот боярин тебя и снасть.
– А зачем эта рыбина Вам нужна? Кушать?- задал следующий вопрос Батов.
– Да господь с тобой боярин, что ты говоришь. Да рази её эту образину и людоедку можно употреблять в пищу. Что мы самоеды какие дикие, что-бы
– Клим, а как называется акула то?
– Так и называется боярин - прожора, морская прожора.
– Я хоть и не большой знаток морской фауны, но по моему это обыкновенная полярная акула, а не какой не морской прожора. Видимо аборигены так её называют.
– думал капитан, вернувшись к прерванному занятию, бездумному разглядыванию морской глади, мелькавшей под бортом. Вдруг Владимир насторожился. Опять недалеко от рейдера промелькнуло что-то белое. Вот совсем близко от борта, сразу в нескольких местах, в воде появились чьи-то уродливые, горбатые тела. Странных изжелта-белых существ с каждой минутой становилось все больше. Он не выдержал и окликнул стоявшего неподалеку Шарапова:
– Клим, а Клим, глянь-ка, опять зверье разгулялось, да сколь их!
Тот неторопливо обернувшись и прикрыв глаза ладонью, посмотрел на море.
– Белухи это. Чует ветер зверье. Целым юровом выплыли. Множеством своим воду сушат.
– и продолжил - Богатое наше море, сколь в нем рыбы да животины всякой плавает.
Неприятно и резко хрюкая, точно свиньи, звери вспенивали море. То ныряя, то неуклюже всплывая на поверхность подышать воздухом, они выплескивали небольшие фонтанчики из маленького отверстия на шее. Некоторые держали во рту только что пойманную, еще трепетавшую рыбешку. Стали различаться идущие бок о бок с массивными телами белух, небольшие ярко-синие зверьки. Это были детеныши-сосунки длиною около пяти футов. В стаде были заметны и серые, голубые белушата.
– Белуха, она с годами светлеет. Белым зверь только на четвертый год делается, - пояснял Клим Батову.
– А родятся синие, ровно крашеные, сосунки-то.
Но вот над стадом появилась чайка, потом другая, третья. Надоедливо горланя, они сотнями закружились над морем.
– Теперь смотри, боярин, потеха будет: ограбят чайки зверя. Чисто морские тяти.
Как бы в подтверждение его слов, одна из птиц распласталась и стала спускаться к воде, зорко следя за белухой. Мгновение - и чайка, тяжело махая крыльями, летела с рыбой в клюве, отнятой у нерасторопного зверя.
Команда с интересом наблюдали эти сцены, отпускали веселые шутки и смеялись каждому ловкому маневру птиц. Вскоре пути рейдера и стада белух разошлись и только некоторые из команды продолжали провожать глазами удалявшихся китов. Скоро только чайки, кружившиеся в небе, указывали их путь.
Вечерело. Пользуясь посвежевшим ветром, поставили все паруса и рейдер поскользил по морским волнам. Покачиваясь, 'Паллада' чертила на вздымавшейся чуть-чуть груди Студеного моря бесконечную нить, тянувшуюся далеко-далеко, куда только хватал глаз. Огненный шар незаходящего солнца медленно клонился к западу. Бесчисленные искорки, вспыхивавшие на морской глади, слепили глаза. А вдали, у самого горизонта, кудрявились белоснежные облачка. Идущий с небольшим креном под полными парусами, легко взбегающий на волну и так же легко соскальзывающий с нее рейдер-клипер представлял прекрасное зрелище для наблюдателя, если бы он находился бы на другом судне. Многие современники клиперов оставили нам восторженные описания того, как блеснет иногда медь обшивки на вышедшей из воды скуле, или как вдруг нос поднимется на волне и на треть длины судна покажется киль. И нельзя было не согласиться с высказыванием: 'Ничего не может быть прекраснее танцующей женщины, скачущего коня и чайного клипера, идущего под всеми парусами', смотря на летящий по поверхности моря белый корабль, над которым вьется белоснежное облако парусов.
Клипер под всеми парусами.
На вторые сутки как покинули воды Белого моря и вышли в Студеное море, известное попаданцам как Баренцево море, погода стала портиться, небо затянули свинцовые тучи, ветер стал крепчать, потом разразился дождь. Ближе к полуночи погода стала еще хуже, ветер разогнал такую волну, что команда с трудом удерживала корабль на курсе. Рейдер своим острым носом старался разрезать набегающие на него волны, вода потоками врывалась на верхнюю палубу, разбиваясь о мачты, и двумя потоками неслась дальше по палубе. Окончательно разбившись о ютовые надстройки, фонтаны брызг залетали на квартердек, обдавая находящихся там людей холодной водой. 'Паллада' стряхивала с себя воду и восходила на волну, чтобы через мгновение вновь врезаться в следующую волну и всё повторялось вновь. Так длилось все ночь, в течении которой рейдер вынуждено шел под обеими двигателями, зарифив паруса и закрепив их и остальной такелаж по штормовому. Ближе к рассвету ветер стал стихать, но волнение на море оставалось ещё приличным. Двигатели остановили и, выставив на бушприте кливер и бом-кливер, благо ветер был, хоть и очень сильный, но попутный, продолжали движение к намеченной цели. На утро следующего дня волнение стихло, но свежий ветерок продолжал дуть в попутном направлении и пользуясь благоприятным случаем, команда снова поставила все паруса. И рейдер-клипер легкий, почти крылатый, идущий при благоприятном ветре под всеми парусами, представляй собой захватывающее зрелище, со стороны казалось, что над поверхностью океана летит белое облако, почему-то спустившееся на воду. Попутный ветер, продержавшийся почти пятеро суток, помноженный на огромную площадь парусов, позволил 'Палладе' держать среднею скорость порядка 15-16 узлов, иногда разгоняясь до 18 узлов. И уже через две недели достигнуть берегов 'Зеленой страны' - покрытой снегами даже в конце лета Гренландии.
При выборе маршрута, был выбран северный вариант пути в Америку, хотя и опасный, не исключалась возможность
Конец второй части.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТОРТУГА.
Остров Тортуга. Карибское море. Сентябрь- октябрь по новому стилю 1555 года РХ.
К вечеру 10 сентября 1555г., благополучно избежав штормов, 'Паллада' вышла к южному берегу Тортуги, изумрудный берег которой вставал из окаймленного пеной бирюзового моря. Северный берег Тортуги, состоявший из нагромождения скал, был обращен к открытому морю, а на юге, где берег устилал мягкий песок, через кишевший акулами пролив шириной девяти-десяти километров лежала Эспаньола. В проливе и бросили якорь на ночь, не рискнув в темноте входить по неизвестному фарватеру в незнакомую бухту. Так и простояли ночь в узком проливе, известном попаданцам как Тортю.
Тортуга при взгляде с Эспаньолы напоминает гигантскую морскую черепаху.
На утро подошли к южной оконечности острова, найдя большую бухту, из двух пригодных на всем острове для стоянок судов гаваней. И предварительно промерив глубины прохода и самой бухты, со шлюпки, 'Паллада' после полудня вошла в бухту, сразу же названную Черным - Порт-Росс, по отмеченному буйками узкому фарватеру, который вел к их будущей базе, защищенной самой природой, которая на несколько лет должна стать для рейдера и экипажа родным домом. Глядя на южный берег, можно было согласились, что природа немало постаралась над этим созданием: террасы поднимались к вершине уступами и на них сменяли друг друга купы пальм, крупных деревьев, целые леса, которых поднимались вверх по уступам террас. На утро, высадившись на пляж бухты, путешественники приступили к осмотру острову. Согласно имеющих у реконструкторов данным, площадь острова составляла 180 квадратных километров. Весь остров усеян скалами. Везде большие деревья, которые растут прямо среди камней, земли там почти нет, и их корням деваться некуда. Северная часть острова, так называемый в мире 'витязе' Железный берег, необитаема и очень неприветлива, там нет ни гавани, ни отмелей, разве что небольшие площадки между утесами. Правда имеется небольшая бухточка, известной боярам как бухта Трезор, где могут приставать к берегу в тихую погоду только лодки. А далее дадим слово известному писателю: 'В южной части острова есть две гавани (в большую из которых и пристал корабль русичей). Южную сторону условно можно разделить на четыре части: самая лучшая из них - низменная земля, именно там расположены обе гавани и туда могут приставать корабли. Вторая часть, пригодная для ведения сельского хозяйства, полеводства. Самая западная часть острова каменистая и не пригодная к ведению сельского хозяйства. Четвертая часть заросла растительностью и пригодна к разведению животных. Растительное же царство острова необычайно разнообразно. Здесь растут бразильское дерево, красный, белый и желтый сандал. Желтое сандаловое дерево (которое будущие здешние жители из мира 'витязей') называют буа де шандель (свечное дерево), потому что горит оно ярко, словно свеча. Когда ночью идут на рыбную ловлю, из него делают факелы. Растет на острове и лигнум санктум, в других странах его называют покхаут, а также деревья, которые постоянно гноятся какой-то особой смолой, и китайский корень, однако он не так хорош, как ост-индский. Он мягкий и белый, и его охотно едят дикие свиньи, которые вообще ничем не питаются, кроме него. Встречаются здесь алоэ и другие лекарственные растения, а также деревья различных пород, пригодные для постройки кораблей и домов. На острове есть все плоды, которые можно найти на Карибских островах: маниок, батат, иньям, арбузы, испанские дыни, пакиайи, карасоль, мамай, ананасы, плоды акажу и другие, которые не возможно все перечислить. Сверх этого там множество различных пальм, из мякоти которых можно приготовлять вино, а листьями покрывать дома. Часть растений изначально произрастала на острове, часть были завезены испанцами, как свиньи и коровы с быками, при попытках колонизации острова'. Так описывал в 17 веке остров человек, известный широкой публики как Александр Оливье Эксквемелин.