Командировка в Копенгаген
Шрифт:
— Господи, Сэвилл, а я не хотела разговаривать с вами, — сокрушаясь, прошептала она.
— Вы вели себя не очень дружелюбно, — уколол он ее. — Думаю, что поговорить с вами я смог только благодаря вашему отцу, который оказался дома.
— Простите. — И Эдни, ободренная его ласковым взглядом, потянулась к нему и поцеловала. — Я не думала, что вы позвоните снова, — сказала она.
— А что мне оставалось делать? Я приехал к вам и отказывался верить в то, что вас нет дома.
— Я спряталась наверху, — созналась она, радуясь тому, что смогла ему признаться.
Сэвилл улыбнулся
— А я был безмерно расстроен. Надо было что-то предпринять. Бездействие было невыносимо. Но я понимал, что, поскольку вы явно не были расположены разговаривать со мной, мне придется говорить коротко и по существу.
— Вы сказали: «Эдни, я люблю вас», — и я не могла в это поверить.
— А я поехал домой и стал мерять пол шагами, обдумывая, каким образом мне увидеть вас сегодня. Мое сердце едва не остановилось, когда я услышал звонок в дверь. Неужели сработало? Мой план заключался в следующем: узнав о моей любви, вы должны были понять, если действительно любите меня, что вам нечего бояться. Я подошел к двери, прилагая дьявольские усилия, чтобы скрыть свои чувства в случае, если это окажетесь не вы. Но это были вы, и я понял, что ни за что не отпущу вас.
— Я… рада, что пришла, — прошептала Эдни. Сэвилл снова обнял ее, и она долго не могла произнести больше ни слова. Их сердца гулко стучали, радость оттого, что они были вместе, заглушила всю прежнюю боль и страдания.
— Ты действительно любишь меня, моя дорогая? — спросил он тихо, когда, чуть отстранившись, взглянул ей в глаза.
— Действительно, очень, — ответила она с ласковой улыбкой.
— И когда ты поняла это?
— Почти с первой встречи, мне кажется, — сказала Эдни. — В тот вечер, когда ты нежно и целомудренно поцеловал меня. — Она тепло улыбнулась. — Потом ты позвонил из Милана и пригласил меня поужинать. Обычно меня не слишком волнует первое свидание, но тут мое сердце бешено заколотилось.
— Поподробнее, — попросил он.
— Ну, наше первое свидание не состоялось, и ты, к сожалению, забыл обо мне…
— Ничего подобного!
— Мне неожиданно захотелось, чтобы между нами все сложилось по-другому.
— Потому что влюбилась в меня? Эдни покачала головой.
— Я не знала тогда, что меня так выбило из колеи, почему я не находила покоя. Хотя… должна признаться… что я тоже испытывала ревность. — Она увидела, как удивление на лице Сэвилла сменилось явным удовольствием. — Полагаю, что ты счастлив! — засмеялась она. — В тот вечер, когда я ужинала с Грэхэмом, приятелем своего сводного брата, вдруг вошел ты с потрясающей брюнеткой. У меня все перевернулось внутри, и я начала понимать, что ты небезразличен мне.
— Ничего приятней ты не могла бы мне сказать, — перебил ее Сэвилл и тут же спросил: — А ты всегда держишься за руки с приятелями своего брата?
— Ты ревнуешь! — воскликнула она.
— Как же не ревновать? Ты же сама сказала, что спала с этим шалопаем, любителем подержаться за руки!
Эдни отпрянула, но вспомнила: она сама сказала ему, что рано легла спать в тот вечер.
— Вовсе нет! Я не спала с ним! — поспешно сказала она.
— Теперь я это знаю! — уверил ее Сэвилл
— Ты вышвырнул меня вон! — напомнила она ему. — Приказал мне идти спать. Честно говоря, — призналась она, — я тогда этого не поняла, да и сейчас не понимаю.
— О, моя сладкая невинность, — ласково проговорил Сэвилл, — я понимаю, что вел себя как идиот. Но в свою защиту скажу: ты действовала на меня так, что я иногда с трудом мог сообразить, где нахожусь.
— А сейчас соображаешь? — озорно пошутила она.
— Ах ты, проказница! Вижу, мне с тобой достанется, — усмехнулся он.
— Я люблю тебя, — сказала она, просто потому, что не могла удержаться.
Сэвилл поцеловал ее. Он готов был целовать ее снова и снова. Но тут слегка отстранился от нее и сказал:
— Если я относился к тебе так же, как ко всем остальным сотрудникам, почему я постоянно входил в ваш кабинет, чтобы взглянуть на тебя? Почему у меня все переворачивалось в груди оттого, что Феликс явно пытался ухаживать за тобой?
— Ты ревновал меня к кузену? — удивилась Эдни.
— Смертельно ревновал! — признался он. — Я тоже получил приглашение на ту вечеринку, но не хотел идти — пока не услышал, что ты согласилась пойти туда с Феликсом. Я сам себе не поверил, когда позвонил хозяйке дома и сказал, что принимаю ее приглашение.
Эдни просияла, но вдруг вспомнила:
— Ты злился на меня.
— Не то слово! Я был готов вышвырнуть Феликса, когда увидел, что он целует тебя.
— Я возражала, — посчитала она нужным упомянуть. — А ты обвинил меня в том, что я его поощряю.
— Прости меня. К тому моменту, как я дошел до вас, мне удалось овладеть собой настолько, чтобы не врезать Феликсу. Вместо этого я накинулся на тебя. Но ни при каких обстоятельствах я не мог допустить, чтобы он отвез тебя домой.
— Сэвилл! — вздохнула Эдни. И вдруг ее осенило. — Ты сказал… Как ты узнал, что машина Феликса вышла из строя раньше, чем он?
— Потому что это я вывел ее из строя.
— Ты хочешь сказать, — ахнула она, — что сломал машину Феликса… умышленно?
— Главное было привести ее в порядок, вернувшись.
Она была ошеломлена!
— Сэвилл Крейторн, как тебе не стыдно! — воскликнула она. — Так вот почему ты заставил меня сесть вперед, притворившись, будто понятия не имеешь, где я живу. Ой! — вдруг вспомнила она кое-что еще. — Я тогда подумала, что тебе не терпится поскорее избавиться от меня и вернуться к белокурой спутнице, — я ошибалась, правда?
— Моя «белокурая спутница» — хорошая подруга, и ничего больше. Она для тебя не опасна, потому что, к счастью, ее сердце принадлежит другому, — объяснил он, и Эдни поняла, что он заметил мелькнувшую в ее глазах ревность. Она улыбнулась, и он продолжал: — Но и при том, что я не признавался себе, что люблю тебя, я не мог допустить, чтобы мой кузен на прощанье целовал тебя.
— Я тоже, — засмеялась она.
— О, дорогая моя, как я тебя люблю! — выдохнул Сэвилл и поцеловали ее. — Ты хоть представляешь, что делаешь со мной? — прорычал Сэвилл. — Я все время теряю нить разговора.