Командиры мужают в боях
Шрифт:
Сердце у меня екнуло, но ничего не оставалось, как сделать шаг вперед.
— Покажите!
Я взял винтовку, изготовился к бою и начал переползать, а у самого аж в горле пересохло — не от того, что трудно ползти, а от мысли, что сейчас скажет: «Неправильно, не умеете…»
— Стой!
Я поднялся, повернулся кругом. Рейтер молча взглянул на меня, взял винтовку и сам показал все способы переползания.
Это был еще один предметный урок старшего командира.
Не знаю, возможно, другие в тот момент не разделяли моих чувств, но я проникся глубоким уважением к генералу Рейтеру. Требуя от нас четкости в выполнении тех или иных приемов, он как бы
После окончания учения был проведен строевой смотр батальона и действовавших с ним средств усиления, завершившийся торжественным маршем. Подразделения прошли, а генерал Рейтер продолжал еще куда-то смотреть. Я тоже взглянул в ту сторону и увидел солдата, который почему-то топтался на одном месте. Потом он все же решил догнать батальон. Когда боец поравнялся с нами, Рейтер подозвал его и спросил, почему он отстал от своей роты. Стрелок ответил, что натер ногу.
— Значит, неправильно намотал портянки. Ноги солдату надо беречь пуще головы, — заметил командующий, беря у него винтовку.
Но он не наказал солдата. Примкнул штык. Потом взял оружие за шейку приклада вытянутой левой рукой и начал поднимать ее вверх, опускать на уровень плеча, отводить вправо, влево, вниз, вверх… Повернув к себе винтовку магазином, бросил ее полковнику Вавилову:
— Держите!
Тот на лету поймал оружие и приставил к ноге.
— Проделайте то же, что и я, — предложил ему генерал.
Полковник Вавилов был сильным человеком и выполнил те же приемы. Винтовка пошла по шеренге справа налево. Не всем такое упражнение оказалось под силу.
Затем состоялся разбор учения. Рейтер отметил положительные его стороны, указал на недостатки.
В заключение сказал:
— Вы не тренируетесь с оружием, у вас нет твердости в руках.
Рейтер приказал командиру дивизии установить во всех подразделениях и частях зарядку с винтовками в течение десяти — пятнадцати минут ежедневно.
Еще одно показное занятие на тему «Наступление усиленного стрелкового батальона за огневым валом» провел командующий 5-й гвардейской армией генерал-лейтенант Жадов. На нем присутствовали все командиры 13-й гвардейской дивизии.
Несколько позже прошли также учения с участием войск всего корпуса, а в полку — с каждым батальоном отдельно.
В общем, к новым сражениям гвардейцы готовились основательно.
5 июля 1943 года фашисты начали наступление с севера и юга на Курск. В вечерней сводке Совинформбюро сообщалось: «С утра 5 июля наши войска на орловско-курском и белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону… За день боев подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолета противника. Бои продолжаются».
Враг вклинился в нашу оборону на несколько километров. Мы ждали сигнала к выступлению. Председатель сельсовета, который жил с семьей в Средне-Дорожном, с беспокойством спрашивал меня:
— Неужто снова эвакуироваться?
— Судя
Как ни ждал, а весть о боевой тревоге застала меня врасплох. Поздним вечером возвращался я из батальона, вдруг кто-то меня окликнул. Обернувшись, увидел начальника штаба старшего лейтенанта Михаила Ивановича Сапронова. Он-то и сообщил мне, что объявлена боевая тревога.
— Только что передал команду в роты, — сказал Сапронов. — Батальону выступать и двигаться в Ястребовку.
— А почему ты босиком? — изумился я.
— Вымыл свои брезентовые сапоги, они еще не просохли, а мокрые на ноги не лезут. Надену другие.
— Ладно, иди строй людей, а я захвачу бинокль, планшетку и тотчас прискачу…
Вместе с остальными подразделениями полка наш батальон форсированным маршем двинулся навстречу врагу. За двое суток мы преодолели около ста сорока километров.
Неподалеку от меловых гор, в районе Прохоровки — здесь по непролазной грязи мы отходили в 1941 году, — уже ощущалась близость фронта. В воздухе было много наших самолетов, особенно штурмовиков. То и дело завязывались бои между истребителями. Гитлеровцы уже не имели преимущества, и это радовало. Вот пролетело двенадцать советских штурмовиков. На пересекающем курсе показалось около восемнадцати Ю-87. Штурмовики атаковали их. «Юнкерсы» беспорядочно сбросили бомбы и пустились наутек. Но не всем удалось уйти: один за другим задымили и грохнулись где-то вдалеке два неприятельских самолета. А «мессеры» не могли их прикрыть, так как им самим было жарко от «яков» и «лавочкиных». «Ага, не нравится! — ликовали мы. — Теперь вам уже не до пехоты… Это вам не сорок первый и не сорок второй год…»
Наш полк, да, наверное, и всю дивизию, с ходу в бой не бросили, и мы заняли выгодный рубеж где-то между Прохоровкой и Кочетковкой. Отсюда, словно с наблюдательного пункта, нам хорошо было видно поле боя. Настроение у всех приподнятое. Мы видели, как много танков участвовало в сражении и сколько их еще стояло в тылу, под копнами хлеба. Когда полк, выдвигаясь на указанный рубеж, проходил мимо новеньких тридцатьчетверок, солдаты читали на башнях надписи: «Колхозник Татарии», «За нашу Советскую Родину!», «Вперед, на запад!», «Смерть оккупантам!» и другие.
Враг не имел успеха, не продвигался. Ему уже нечем наращивать силы. А у нас свежая стрелковая дивизия, танки, противотанковые орудия. А с воздуха надежно прикрывает авиация.
На этом рубеже мы пробыли примерно сутки. Присмотрелись, изучили обстановку. Меня ни на минуту не покидало чувство уверенности, что сражение нами будет выиграно.
Командир полка подполковник А. К. Щур вызвал к себе комбатов и, проведя рекогносцировку, поставил задачу: овладеть высотой 235.9. Исходные позиции заняли ночью. 1-й и 3-й батальоны в первом эшелоне, 2-й во втором эшелоне. Утром после короткой артиллерийской и авиационной подготовки перешли в атаку. Фашисты подпустили нас на близкое расстояние, затем обрушили шквал огня из всех видов оружия. Мы залегли. Показались «тигры». Они на ходу вели огонь из пушек и скорострельных малокалиберных зенитных установок. Кругом кромешный ад. Мы, однако, не растерялись. В то время как артиллеристы разделывались с танками, мы отсекали от них пехоту, прижимали ее к земле. Прорвавшихся «тигров» и «фердинандов» поджидали бронебойщики и били по ним в упор. Оказалось, что и эти чудовища уязвимы! Хотя на 3-й батальон навалилось до тридцати танков, а на 1-й — более десятка, никто не дрогнул.