Командор войны
Шрифт:
Работа созданного им отдела специальных расследований была направлена в первую очередь против московской организованной преступности. За четыре года майор сумел достичь в этой сфере уникального – стопроцентного – результата. Он ухитрился раскрыть все порученные дела, отправить за решетку почти всех главарей московских преступных группировок и заслужить славу лучшего полицейского страны. Журналисты обожали писать о его успехах, и, во многом с их подачи, обыватели были уверены, что Корнилов может все. К сожалению, не только обыватели. Мэр постоянно настаивал, чтобы отдел занимался самыми громкими делами, вызывающими наибольший общественный резонанс и требовавшими быстрых
– Это поручат нам?
– Ходят слухи, что завтра утром генерал предложит тебе разобраться с этими убийствами, – подтвердил Шустов.
Корнилов поморщился.
– Общественность уже в курсе?
Майору чаще других полицейских приходилось мелькать на экране, но делать это он не любил.
– Журналисты знают только об одном случае. Всей картины у них нет, иначе в городе давно началась бы паника.
– Что у нас есть?
Сергей положил на стол папку:
– Я скопировал материалы. Знал, что тебя заинтересует это дело.
– У жертв есть что-нибудь общее?
– Это проверяется, но кажется, что – нет.
– Кто был первым?
– Севастьянов.
«Севастьянов Иван Владимирович, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, инженер-электронщик компании „Би-Лайн“, найден в двадцать три двадцать восемь патрульной полицейской группой на пустыре близ станции метро „Бабушкинская“».
– Что его занесло на «Бабушкинскую»?
– Жил он там.
Результаты осмотра:
«Тело лежит в позе… голова повернута… одежда срезана… кисть левой руки отсечена острым орудием, предположительно… рана в сердце нанесена предположительно… на лбу выжжено клеймо в виде…»
– Тридцать два года. – Корнилов задумчиво посмотрел на Шустова. – Мужчина в расцвете сил.
– Я уже посмотрел – в молодости Севастьянов занимался дзюдо. Чемпион Москвы восемьдесят шестого года, четвертое место на чемпионате России, потом травма – попал в автокатастрофу. Он ушел из большого спорта, но держал себя в форме, тренировался в любительском клубе.
– Просто так Севастьянов бы не сдался.
– Ага.
Борьба – это, конечно, не бокс, но вряд ли бывший дзюдоист не попытался хотя бы удрать.
– Его могли оглушить. Схватить и удерживать.
– Никаких ран, кроме фатальных. Никаких следов борьбы.
– Могли угостить клофелином.
– Никакой химии в организме.
– Действительно странно. – Корнилов вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг и раскурил следующую сигарету. – Взрослый крепкий мужчина без всякой борьбы становится жертвой маньяка. Тебя это не удивляет?
– Удивляет, – признался Шустов, – но еще больше меня удивляет третий эпизод.
Корнилов перелистнул несколько страниц:
– Убийство Татаркиной?
– Да. Об этом убийстве пронюхали журналисты.
– Я читал.
«Татаркина Мария Никифоровна, двадцать восемь лет, обнаружена в ресторане „Царская охота“…»
– В зале ресторана?
Мария Татаркина
– Каким образом она погибла?
– Татаркину всегда сопровождал телохранитель. В тот день они приехали в «Царскую охоту» на деловую встречу. Телохранитель остался в зале, а Татаркина прошла в отдельный кабинет. Столик был сервирован заранее, обслуга получила четкие инструкции – не мешать переговорам. Все. Через час телохранитель заглянул в кабинет и нашел свою хозяйку голой, мертвой, с колотой раной в сердце, клеймом на лбу и отрубленной левой рукой. В кабинет никто не входил, из кабинета никто не выходил.
– А кто заказывал столик?
– Он не представился. Точнее, конечно, представился, но никто не помнит как. Кроме того, и метрдотель, и официант, и гардеробщик, и швейцар, и телохранитель Татаркиной дали противоречивые описания человека, пришедшего на переговоры.
– Они видели разных людей? – не понял майор.
– Не знаю, – развел руками Шустов.
– А с кем была назначена встреча?
– Не знаю. В органайзере Татаркиной никаких записей. Ее секретарь не в курсе.
– Понятно. – Корнилов захлопнул папку. – И что ты об этом думаешь?
Шустов помолчал.
– Честно?
– Да.
– Знаешь, Кириллыч, я до сих пор не знаю, как мы ухитрились раскрыть дело Вивисектора, – произнес Сергей, не спуская глаз с майора. – Но думаю, что во второй раз может и не повезти.
– Нам не повезло. Мы просто поймали его.
– Мы поймали Юшлакова.
– Это не важно. Вивисектор исчез, а фотограф… – голос Корнилова похолодел, – а фотограф достаточно натворил на свой пожизненный.
– Знаю. – Шустов поднялся и потянулся. – Но мне показалось, что дело Вивисектора как-то странно подействовало на тебя.
– Ерунда. Мы просто немного устали.
– Надеюсь.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Давай раскроем дело и постараемся не сломать себе шеи, – предложил капитан.
– Я надеялся, что ты ответишь именно так.
– Всегда пожалуйста. – Шустов снова потянулся. – Ты идешь домой?
– Минут через двадцать.
– Тогда до завтра.
Капитан ушел. Корнилов открыл и еще раз, очень внимательно, перечитал пришедшее ему по электронной почте письмо:
«Мой добрый друг Эндрю! Эта задачка наверняка понравится твоей неутомимой голове, и возможно, ты сможешь подсказать старому дядюшке Ллойду какую-нибудь дельную мысль.
Итак, три дня назад в итальянском ресторане Кончини на Уолл-стрит был обнаружен труп биржевого брокера Роберта Дуглас-Хьюма. Белый мужчина, тридцати шести лет, ростом шесть футов и три дюйма, вошел в зал около полудня, сел за столик, сделал заказ, а через несколько минут к нему присоединился еще один человек, которого никто не смог толком описать. О чем они говорили – никто не знает, поскольку на них никто не обращал внимания. В двадцать минут первого тело мистера Дуглас-Хьюма было обнаружено около столика. Он был абсолютно гол, у него было клеймо на лбу, рана в сердце и отрублена кисть левой руки. Полицейское управление Нью-Йорка в недоумении.
Неплохо? Если появятся какие-нибудь мысли по этому поводу, буду рад пообщаться.