Командор
Шрифт:
— Как это — какой? Супружеский, естес-сно!
— Да ну тебя! — отмахнулся учёный, заметно бурея.
Ярослав рассмеялся. Приложившись к бутылке, отпил
изрядно, вытер губы обратной стороной ладони и сделал широкий жест рукою, сжимавшей заветный сосуд:
— Мы тут с батей как-то проплывали, когда в Майами шли на яхте. Четыре дня ждали, когда шаттл стартует, — то дождь янкесам мешал, то ветер. Но посмотрели всё-таки, как эта «Коламбиа» вверх поднимается. Или то «Эндевор» был? Не помню уже. Вот где грому! А дымище! Скромный такой вулканчик получился.
— Ерунда
— Так ты у нас ещё и ракетчик?
— Ага!
— Завидую, — вздохнул Быков и отхлебнул, «заливая горе».
— Нашёл чему! Я-то ракетчик без ракеты, а ты яхтсмен с яхтой. Есть разница, олигаршонок ты наш?
— Есть маленько… Хо-хо!
— Вот они где! — послышался голос четвёртого «попаданца», и Шурик оседлал бревно. — Пр-рывет, командор!
— Здорово…
— Жить, как говорится, хорошо! — выразился Пончев.
— А хорошо жить ещё лучше, — подхватил Быков. — Весьма свежая мысль.
— В исполнении Вицина с Никулиным, конечно же, — вставил Виктор, — она звучит как-то более… хм… более жизнеутверждающе, что ли.
— Не придирайся, — миролюбиво сказал Пончик. — Как здоровье супруги?
— Не жаловалась, — буркнул Акимов, подозрительно посматривая на Александра, известного своим коварством.
Пончев кивнул и спросил с совершенно невинным выражением:
— А когда мы, наконец, соберёмся туда, ты её здесь оставишь?
Лицо у Виктора дрогнуло.
— Нет, — резко ответил он, — мы, конечно же, уйдём вместе!
Олег почувствовал прилив раздражения.
Почему он всегда должен сохранять баланс отношений в кругу друзей? То миришь их, то наказываешь, на путь истинный наставляешь… А оно ему надо?
Причём Шурик, зараза, чаще всего оказывается нарушителем хрупкого спокойствия их четвёрки и «благоволения во целовецех». Неужели так трудно сдерживать свои порывы?
— По-онч, — мягко проговорил Сухов, — язычок прикуси. Ладно?
— Да я ничего такого, — стал оправдываться Шурка, — я просто так…
— Командор, — насмешливо сказал Ярослав, — тебе не кажется, что мы давненько никого не килевали [17] ?
— Да я ж просто… — заныл Пончев, не слишком-то, впрочем, и напугавшийся.
Быков повернулся к Акимову и пояснил:
— Это он тебе завидует! Твоя-то Галочка — вон она, отсюда видать, а его-то Геллочка ох как далеко.
17
Килевание — вид наказания на парусном корабле. Провинившегося привязывали канатами за руки и ноги и протаскивали под днищем корабля. Бывало, что делалось это без особой спешки, и воздуха в лёгких не хватало. К тому же наказуемый тёрся спиною о днище, заросшее острыми ракушками.
Теперь
— Ничего я не завидую, — пробурчал он.
Олег выдержал паузу, дожидаясь, пока эмоции улягутся, и сказал:
— Вы мне частенько пацанят напоминаете. Сначала болтаете что попало, а после ещё и петушитесь. Это, кстати, и к тебе, Яр, относится.
— А я внимаю, — преданно вытаращился Быков.
— Не внимать надо, а думать.
— О чём?
— О том хотя бы, что нас в этом мире всего четверо, и помощи нам ждать неоткуда. Это самое… Если мы сами друг за дружку не постоим, больше никто за нас не вступится. Девиз «Один за всех и все за одного!» мы уже озвучивали, и с большим пафосом. Самая малость осталась — следовать ему.
— Я понял, — вздохнул Шурик. — Угу…
— Проникся! — с чувством сказал Яр.
Сухов насмешливо фыркнул.
— Ты им веришь? — поинтересовался он у Виктора.
— Ну как тебе сказать… — затруднился тот.
— Ия того же мнения.
— Да мы по правде! — возмутился Пончик.
— Ну, ежели так, бегом к нашему коку — возьмёте себе по порции и нам с Витьком притащите.
— Угнетатель! — с удовольствием заклеймил Олега Быков.
— Эксплуататор, — пригвоздил капитана Шурик. — Угу… Развёл тут дедовщину…
— Топай-топай давай…
Проводив парочку глазами, Акимов сказал неуверенно:
— А ты их… не слишком?
Сухов хмыкнул.
— Да им надо постоянно втык давать! Хотя бы через день, а то разбалуются.
— А я знаешь что подумал? — улыбнулся Виктор. — Может, думаю, не случайно это? Ну что и ты, и Шурка, и Ярик своих жён в прошлом нашли?
— Случайного, если подумать, вообще нет. А жёнушки наши… Да! Средневековые все, феминизмами не испорченные, на чистых продуктах взращенные. Посмотреть приятно! А когда насмотришься вдоволь, так и тянет поосязать!
— Ха-ха-ха! Шикарно!
Появившийся Пончик, со скорбным выражением лица, принёс две порции. Одну отложив для себя, любимого, вторую подал Олегу:
— Извольте отведать!
— А хлеб где?
— Блин, забыл!
И бедный «угнетённый» почесал за лепёшками…
…После сытного ужина все, кроме вахтенных и дозорных, приняли горизонтальное положение.
Сумерки сгустились до прозрачной густой синевы, предвещавшей черноту ночи. На тёмно-индиговом фоне чётко вырисовывались мачты галеонов. В перекрестьях реев, словно топовые огни, занимались первые звёзды.
Тишина стояла полнейшая, только потрескивал огонь в догоравших кострах, да неумолчно шумел прибой, нагоняя волну за волной в извечном ритме, как он бился об эти берега миллионы лет назад, как будет биться четыре столетия спустя.
Олег вздохнул и закрыл глаза. Утро вечера мудренее…
… Весь путь до Нового Амстердама галеоны одолели всего за три недели — подсобил Гольфстрим. Корабли будто сносило по течению.
— Мы как-то с батей в регате участвовали, — медленно проговорил Быков, осматривая лесистый и пустынный Лонг-Айленд, — и где-то здесь должны были финишировать…