Командорские острова
Шрифт:
Дальше произошло то, после чего даже у невозмутимых шведов от удивления отвисли челюсти.
Пехотинцы в цепочке, явно повинуясь командам начальников, вдруг, вопреки любым воинским наставлениям и правилам, легли прямо в снег. Лицом к крепостным стенам. Белые одежды слились с белой целиной, и спустя минуту лишь самый зоркий глаз сумел бы различить на заснеженном поле прилегших людей. Одни всадники продолжали разъезжать вдоль рядов тех, кто лишь притворялся солдатами.
И вдруг то тут, то там стали расплываться дымки ружейных выстрелов. Сначала редко, затем – чаще, чем
Плюс – расстояние. Но, как и накануне, на стенах вдруг начали падать люди. Офицеры, солдаты, горожане, записавшиеся в ополчение и поднявшиеся посмотреть, что происходит.
Наверняка жертв было не настолько много, как казалось осажденным. Людям свойственно преувеличивать то, что происходит у них на глазах. Как, впрочем, и то, что они сами не видят. Если бы дело шло о честной схватке, когда нет времени рассуждать! Знай стреляй в прущие на тебя вражеские полчища или коли противников багинетом. А тут…
Лицо Горна посуровело еще больше. Полковнику не суждено было узнать: происходящее на его глазах было всего лишь боевыми учениями, устроенными Командором для своих егерей. Горн видел другое: противник не пытается устроить безнадежный штурм или разыграть честную артиллерийскую дуэль. Вместо этого московиты ограничились выдвижением колонн на случай вылазки, а сами тем временем применили нечто непонятное, но несомненно дьявольское.
Полковник всю жизнь твердо верил в милость Божью, и вдруг Бог не то отвернулся от шведов, не то вообще перешел на сторону их противников. Но даже в этом случае человеку надлежит выполнить свой долг перед Небом, и лишь тогда Небо вновь изольет неисчислимые милости на верного раба своего.
С грохотом, перекрывая стоны раненых и выстрелы московитов, ударили крепостные пушки. Попасть в практически незаметных залегших людей было делом безнадежным, и артиллеристы попытались достать хотя бы разъезжающих франтоватых всадников.
Достать их первыми же выстрелами не удалось, хотя несколько ядер пролетели в опасной близости от намеченных целей. Залегшие стрелки немедленно перенесли огонь на канониров, и ряды орудийной прислуги стали редеть на глазах.
Спустя десять минут огонь из крепости почти смолк. Если бы речь шла о нанесении врагу реального урона! Рисковать же жизнями ради нескольких человек, какое бы положение они ни занимали, не хотелось никому.
Гарнизон оставался на стенах. Только солдаты и офицеры предпочитали держаться в укрытии. Смертоносный свинцовый ливень – лучшее средство от излишнего любопытства.
– Стыдитесь, господа, – проскрипел комендант, обращаясь к своей жмущейся свите. – Солдат не имеет права бояться смерти.
Сам он продолжал гордо стоять и наблюдать за врагом. Лишь один раз полковник позволил себе отвлечься и посмотреть на творящееся внутри городских стен.
В глубь города по узким улочкам тянулись раненые. Одни кое-как ковыляли сами. Других поддерживали или несли товарищи. Прямо под стеной складывали тех, кому уже ничья помощь не понадобится. Причем шеренга ушедших в мир иной получалась достаточно внушительной.
Но
Неподалеку от полковника еще один офицер решил последовать примеру начальника, выпрямился и без звука завалился на спину. Лицо его было в крови.
– А это еще что?
Горн посмотрел, чем именно был вызван удивленный голос.
Московиты подтянули поближе к залегшим стрелкам какие-то странные решетчатые конструкции и теперь сосредоточенно возились вокруг них.
Вглядеться внимательнее полковнику не довелось. Что-то вдруг с силой ударило по руке, выбило из нее зрительную трубу, а в довершение звякнуло о кирасу.
Мир вокруг покачнулся, потерял четкость, но кто-то заботливо поддержал полковника, не дал упасть.
– Горна убили! – родился было крик, но комендант нашел в себе силы твердо оборвать панику:
– Тихо! Никому не говорить!
Боль была сильной, но дух потихоньку брал верх над ставшим немощным телом. Горн сумел выпрямиться и посмотреть на обвисшую перебитую руку.
Один из адъютантов уже проворно бинтовал рану прямо поверх мундира. Только что бывшая чистой тряпка быстро напитывалась кровью.
– Не так. Так слишком видно, – проскрипел Горн.
Не хотелось, чтобы по гарнизону разнеслись слухи о его ранении. Не хватало еще, чтобы дух солдат упал из-за подобной мелочи! Начальство должно казаться неуязвимым.
Он хотел оставаться на посту до конца. Адъютанты насилу уговорили коменданта уйти хотя бы на перевязку. Полковник запахнулся поплотнее в плащ и твердой походкой направился к ближайшему дому. Со стороны и не скажешь, что тело терзает боль. Разве что два офицера идут рядом в полной готовности поддержать да в ту же сторону спешит лучший лекарь гарнизона.
Но мало ли кто и зачем спешит на войне!
– Вам повезло, господин комендант, – спустя пять минут бормотал лекарь, осматривая рану. – Кость едва задета. Пуля прошила руку насквозь. Пройди она чуть в стороне, и был бы перелом. Надо быть осторожнее, господин комендант. Ваша жизнь принадлежит всем. И так столько доблестных воинов выбыли сегодня из строя!.. Пули какие-то странные. Не круглые, как должны быть, а конические. Но скажите, разве могут быть на свете такие дальнобойные ружья?
– Выходит, могут, – вымолвил Горн. – Но запомните, Свен, из ружья можно убить человека. А вот крепости при помощи одних только ружей не взять. Тут артиллерия нужна.
В подтверждение его слов снаружи загрохотали разрывы. Их было так много, что ухо отказывалось выделять каждый в отдельности и воспринимало их как один непрерывный гром.
Из узкого окошка вылетело дорогое стекло.
– Что это? – Лекарь оторопело посмотрел на полковника, а затем – на порезанную осколком руку.
Горн уже сорвался с места и устремился на улицу.
Первое, что увидел полковник снаружи, был пролетевший над головой, оставляющий за собой дымный след снаряд. Другой такой же, непонятный и дымящийся, ударил в черепицу одного из домов. Взрыв раскроил крышу. Куски ее полетели в стороны. Где-то послышался крик ужаса и боли.