Командовать парадом буду я!
Шрифт:
– Хорошо. Ты звонишь первая!
Пока Лена общалась с Елизаветой Имануиловной, Вадим сидел рядом. Он хотел, чтобы Лена не навязывала ей свою, точнее, его мамы точку зрения, а слушала. Лицо жены все больше и больше выражало крайнюю степень удивления. Она произнесла: «Ну, ладно. Спасибо!» – и медленно положила трубку.
– Ну что? – нетерпеливо стал наседать Вадим.
– Звони Марлену, потом расскажу.
Разговор с Марленом был недолгим. Вадим подробно описал ситуацию. Марлен слушал, не перебивая,
– Хорошо, конечно, Вадим Михайлович, что вы в принципе стали задумываться о скромности. Хорошо. Но вот повод выбрали неудачный. Такой шанс в нашей жизни бывает один раз. Лучше в остальном ведите себя поскромнее.
Узнав мнение Марлена, Лена с неохотой признала, что и бабушка-Батый идею построить большую квартиру поддержала. Правда, аргументы выдвинула иные: «Надумаете разводиться, четырехкомнатную разменяете проще, чем «трешку». А не разведетесь, для Машки, когда замуж выйдет, можно будет однокомнатную выменять».
Упоминание о разводе заставило Вадима вздрогнуть. А вдруг Лена знает про Иру, поделилась с бабушкой, и они обсуждали идею развода? А он ничего не заметил! Хотя Батый просчитывает наперед все варианты, – могла и просто так сказать, ничего конкретно не имея в виду.
Вспомнил про Юрченко. Представил: Лена от него ушла, он приходит к ним с Машкой домой, а Лена возвращается откуда-то с букетом…
Вадим почувствовал, как закружилась голова. От страха. От животного ужаса, что такое возможно.
Недели через две к Вадиму в кабинет влетела секретарша:
– Вадим Михайлович! Сорок девятая по Юрченко у вас? Там пришли.
– У меня, Наташенька, у меня. Кто пришел? – Вадим удивился, что вышколенная Марленом секретарь столь бесцеремонно прервала его разговор с клиентом.
– Говорит, что жена. Хочет оплатить. – Наташа посчитала, и справедливо, что если 49-я переходит в соглашение и клиент готов заплатить, то это, бесспорно, веская причина прервать беседу с персональным клиентом. Тот-то уж никуда не денется…
Вадим же подумал о другом. О том, что, слава богу, хоть вторая, неофициальная Юрина жена оказалась нормальной бабой и не бросила его в трудную минуту. Плохо только, что помочь он ни ей, ни ему не может.
Минут через десять перед ним сидела женщина – полноватая, с прической-начесом, говорившей о ней больше, чем даже полный комплект чешской бижутерии. И уровень достатка, и уровень вкуса были очевидны. Вадим сразу отметил какое-то несоответствие в ее лице: уголки губ нервно подергивались, будто она то ли что-то дожевывала, то ли вот-вот собиралась расплакаться. Но глаза были колючими, злыми, безо всякой мольбы о помощи.
– Здравствуйте, я – жена Юрченко. Мне сказали, что вы будете защищать его бесплатно. Вы Осипов?
– Да. А вы, я так думаю, Надя? Уже вернулись?
– Нет, я – Настя. Откуда вернулась? – опешила женщина.
Осипов понял, что сморозил что-то не то. Если ни из какой командировки
– Извините, я, видимо, перепутал с другим делом. Слушаю вас. – Вадим стал сама официальность.
– Тут такое дело, – женщина несколько стушевалась от подчеркнуто холодного приема, – я сама виновата. Я же его посадила, считай. Ну вот, решила вам заплатить, чтобы вы лучше его защищали. Это я, дура, милицию вызвала! Я же не думала, что его преступником сделают! – Женщина уже срывалась на крик, в глазах набухли слезы.
Вадим растерялся. Такого, чтобы потерпевшая оплачивала работу адвоката обвиняемого, еще никогда не бывало. Не только у него, но и в практике коллег. По крайней мере, насколько он знал. Как вести себя в такой ситуации, Вадима никто не учил… Осипов решил потянуть время.
– А что все-таки тогда случилось?
– У меня день рождения был. На работе – я бухгалтером в ЖЭКе работаю – меня поздравили. Чай с тортом попили, букет подарили. У нас так принято, ну, в ЖЭКе нашем. Я припозднилась домой. А пришла когда, там Юра, пьяный. Налетел на меня, мол, шлюха, по свиданиям бегаешь. Я-то, увидев его, думала, он поздравить меня пришел. Знаете, приятно все же. А оказалось наоборот. Ну, слово за слово, и понеслось. Я сдуру милицию вызвала. Они его повязали. Я думала, утром отпустят. А он, видать, и им что-то наговорил. Он выпьет когда, вообще соображать перестает. Ну вот, уголовное дело завели. Я следователя просила отпустить, а он – не могу, поздно. Мне Юру жалко. Он слабый. Его в тюрьме забьют. Или он с собой покончит. – Женщина все говорила, говорила, будто бежала куда-то… Казалось, если ее не остановить, она будет говорить-бежать до бесконечности.
– Так вы хотите, чтобы я ему помог? – понимая весь идиотизм ситуации, прервал ее Вадим.
– Ну да! Я вот и деньги принесла. Двести рублей хватит? – Женщина засуетилась. – Мне сказали, что двести – это нормально. Что, мало? Я еще достану.
– Не в этом дело! – Вадим быстро соображал, как поступить. Брать деньги от потерпевшей нельзя. Совсем против этики. Юрченко посадят лет на пять минимум, на основе ее показаний. А она ему же, адвокату, и заплатит? Бред! Хотя… – Вы помочь ему хотите?
– Так ведь дочь у нас! – Этот аргумент казался Насте самоочевидным.
– Тогда вот что… – Вадим решил рискнуть.
Перед началом процесса по делу Юрченко Вадим изучил расписание назначенных у судьи на сегодня дел. Бумажка, приколотая к двери судебного зала, сильно расстроила Осипова – на решение судьбы его подзащитного судья запланировал час. При таком потоке дел, когда один подсудимый сменяется другим, ни один судья подробных рассуждений не допустит. Конвейер социалистического правосудия должен работать безостановочно.